Белки в Центральном парке по понедельникам грустят | страница 30



Словно не торопился задать вопрос, терзающий его на протяжении многих лет, вопрос, который нельзя задавать, потому что тогда женщина, сидящая напротив, женщина, которую он нежно любил, с которой они так долго были командой, с которой он победил столько химер и драконов, которую он не хотел ни обижать, ни расстраивать, — тогда она непременно будет обижена и расстроена. По его вине. Поскольку из-за него откроется старая рана.

Но ему нужно знать.

Ему нужно сравнить себя с тем, другим. С незнакомцем.

Иначе он никогда не будет цельным.

Всегда будет чувствовать себя половиной человека.

Половиной мужчины.


Она склонилась над посудомоечной машиной, и когда складывала вилки, ложки и ножи в корзинку для приборов, вопрос настиг ее, как выстрел в затылок.

Трусливо и предательски.

— Мам, а кто был мой отец?


Мы часто думаем, что прошлое безвозвратно ушло. Что оно никогда не вернется. Словно оно было написано мелом на волшебной доске и кто-то его стер. Мы еще думаем, что с годами выпутываемся из паутины ошибок молодости, проходных любовей, промахов и поражений, хитростей и уступок, разнообразных неблаговидных поступков и мелких гадостей.

Мы считаем, что все это выметено вон или уж заметено подальше под ковер.

Мы думаем, что прошлое носит свое имя по заслугам: все прошло.

Было да прошло, быльем поросло. Вышло из моды, из обихода. Время вышло.

Погребено под грузом лет.

Жизнь началась с чистого листа. С новой страницы, носящей имя: будущее. Та жизнь, к которой всегда стремились, которой можно гордиться, которую мы сами себе выбрали. А в прошлом не было возможности выбирать. В молодости поступаешь как придется, подвергаешься влияниям, не знаешь, в какую сторону пойти, ищешь себя, говоришь да или нет, не подумав и минуты, просто так. Для этого изобрели слово «прошлое»: чтобы сбросить в эту яму все, что нас стесняет, что заставляет дрожать от страха или краснеть от стыда.

И вот однажды оно возвращается.

Теснит настоящее. Влезает в него. Гадит.

И даже пытается испортить будущее.

Ширли считала, что окончательно избавилась от прошлого. Она верила, что никогда больше о нем не услышит. Однако порой думала о нем. Она встряхивала головой и скрещивала пальцы, шепча: «Уходи. Оставайся там, где тебе место». Она не знала, зачем раз за разом произносит эти слова, но это был ее тайный прием, вроде оберега. Средство прогнать опасность. Откреститься от нее. И вот опасность перед ней. И исходит она от самого любимого в мире существа — от родного сына.