— Куда ты делся, демон?! Вернись, сейчас же!
Вдруг он увидел, как по дороге в его сторону быстро скачет кролик — возможно, тот самый, что перебежал тропу совсем недавно. Глаза зверюшки горели красными угольками, а движения были странными, неестественными. Словно невидимый кукловод дергал за веревочки, управляя телом кролика как марионеткой.
Зверек подбежал к ногам Фарамора и остановился.
— Чего ты ждешь? — раздался снизу голос Хета — голос явно исходящий от кролика. — Возьми и сверни шею зверю, я не собираюсь торчать в нем вечно!
Фарамор сообразил, что демон вышел из куклы и вселился в кролика. Это было удивительно. Он бросил на землю топор и поднял за уши зверька. Тот сразу же задергал лапами, пытаясь вырваться. Красные угольки в глазах погасли.
— Да сверни ты ему шею, наконец! — это воскликнула уже кукла, которая встала на ноги и начала отряхивать от пыли рыжие волосы.
Фарамор резко дернул голову кролика в сторону, почувствовав хруст позвонков. Тушка зверька обмякла.
— А ты не совсем бесполезен, — сказал он Хету.
— И это твоя благодарность? — проворчал демон. — В следующий раз сам добывай себе пищу.
Фарамор поднял топор и пошел дальше по дороге. Хитрец Хет побежал следом, быстро перебирая короткими ножками. Возле дуба, к которому была приколочена доска с надписью «Сэдра здесь. Восславим!», Фарамор остановился и бросил тушку кролика на землю.
— Хорошее место для привала, — заметил он. Затем нераздумывая, отбил топором доску от дуба и расщепил ее на множество щеп. Затем собрал опавшие ветки и разжег костер прямо посреди дороги. Хитрец Хет держался поодаль, опасаясь, что в его тряпичное, набитое сеном тело отлетит искра или уголек.
Фарамор не умело, но быстро освежевал кролика, разрубил сочащуюся кровью тушку на куски и положил мясо на угли. Запах сводил с ума, заставляя желудок урчать от нетерпения. Не дожидаясь, пока крольчатина полностью пропечется, Фарамор вынул один кусок из угольев, перекинул несколько раз из руки в руку, чтобы немного остудить и впился зубами в сочащееся жиром мясо.
Ирьяда Нара, настоятельница женского монастыря, сидела возле постели девочки. В покрытом сетью морщин лице семидесятилетней женщины отражались отголоски былой красоты. Глаза не утратили блеск, а седые, стянутые обручем волосы походили на серебряные струи, добавлявшие облику Ирьяды нотки благородства.
Для настоятельницы прошедшая ночь была беспокойной. Вчера вечером у двух послушниц случился припадок — одновременно, без какой бы то ни было причины. Они бились в конвульсиях и хрипели, чем немало перепугали особо впечатлительных. После припадка несчастные еще долго приходили в себя. Их трясло как после сильного испуга. Лишь приняв успокоительное снадобье матушки Гаи, одна из них сказала, что во время припадка у нее было видение: темный смерч, в котором кружились зеленые звезды.
