— А про "тяжелые условия" ты не забыл случайно? Ты лучше сочиняй песни, дури девушкам голову и все такое — чем вы там, музыканты, обычно занимаетесь?..
— Я хочу от себя освободиться, — перебил я Спаниэля, наливая ему и себе еще спирта. — Мне мало одной жизни. Я хочу несколько жизней прожить! Увидеть мир со всех сторон, быть всем сразу!
— Чего? Я бы на твоем месте сегодня больше не пил.
— Расширить свое сознание, — продолжал я. — Стать больше, чем я есть!
— Да успокойся ты, наконец! То ли ты американских фильмов насмотрелся, то ли в компьютерные игры переиграл... После пятилетнего возраста человек практически не меняется. Только обрастает новыми привычками.
— Бред! — разозлился я. — Человек всегда может измениться, если по-настоящему этого захочет. И я тоже могу! Могу выдержать любые, самые тяжелые условия, самые трудные испытания!
— Разве? — скептически поинтересовался смутно знакомый товарищ криминального вида с татуировкой на шее и здоровенным вазелиновым кулаком. — Что-то раньше по твоему поведению это было незаметно. Разные случаи были, начиная еще со школы... В лучшем случае ты вел себя как псих. Да и то, наверное, больше от страха.
— Я просто не воспринимал всерьез эти бытовые ситуации, — оправдывался я. — Я всегда жил своим творчеством. Все остальное не имело для меня значения.
— А может быть, музыка была твоим коконом? — спросил бородатый мужчина в коричневом берете. — Из которого ты не хотел вылезать, потому что боялся жить в реальном мире.
— А если мне отвратителен этот ваш мир? — взорвался я. — Если я ненавижу всю эту мышиную возню вокруг машинок и домиков, ваше лицемерие, ложь и грязь? Все, что вы говорите и делаете, ставит целью сесть на голову ближнему. Вот из чего состоит ваш "реальный мир"! Он прогнил снизу доверху.
— А что ты лично сделал для того, чтобы что-то изменить? — спросил немолодой мужчина с грустными глазами. — Ты боролся против системы? Раскрывал глаза людям? Шел на баррикады?
— Эта система необходима людям, которые без нее окажутся лишними. А это большинство. Как вы собираетесь изменить всех этих людей? Да и вообще, вы у них спросили — они-то сами хотят измениться? А если их устраивает то, что есть? Кто вы такие, чтобы решать, как должен жить народ, что он должен думать и во что должен верить?
— Это все казуистика, молодой человек, — усмехнулся мужчина. — Вы прекрасно можете отличить добро от зла. Вы только бороться за свои убеждения не желаете.
