— Нет, нет, я с тобой больше не гуляю, Франц. Даю тебе отставку. Можешь выметаться.
— Брось, Лина. Я снесу ему эту пакость обратно.
А когда Франц снял шляпу, положил ее на комод — дело происходило в Лининой комнатке — и довольно убедительно облапил свою подругу, та сперва оцарапала ему руку, потом расплакалась и наконец решила пойти с ним вместе. Они поделили пополам пачку сомнительных журнальчиков и двинулись на боевой участок по линии Розенталерштрассе, Нейе Шенгаузерштрассе, Гакеский рынок.
В районе боевых действий Лина, славная, маленькая Лина, неумытая и заплаканная толстушка, предприняла самостоятельную диверсию а-ля принц Гомбургский: мой славный дядя Фридрих Бранденбургский! Наталья! Оставь, оставь! Великий боже — он теперь погиб, но будь что будет, все равно…
Она во весь опор ринулась прямо на киоск седовласого. Франц Биберкопф, благородный страдалец, сдержал свой пыл и остался в резерве. Он стоял на фоне витрины табачной лавки Шредера „Импортные сигары“, наблюдая оттуда за ходом сражения; ему лишь слегка мешали туман, трамваи и прохожие. Герои, говоря образно, сплелись в жаркой схватке. Они нащупывали друг у друга слабые, незащищенные места. С размаху шваркнула под ноги своему противнику пачку журналов фрейлейн Лина Пшибала из Черновиц, единственная законная (после двух пятимесячных выкидышей, которых тоже предполагалось окрестить Линами) дочь земледельца Станислава Пшибалы… Дальнейшее затерялось в шуме и грохоте уличного движения.
— Ишь стерва! Ишь стерва! — с восхищением простонал радостно потрясенный страдалец Франц, приближаясь в роли армейского резерва к центру боевых действий. Сияя и визжа от восторга, встретила его перед кабачком Эрнста Кюммерлиха героиня — победительница фрейлейн Лина Пшибала, очаровательная распустеха.
— Ну, Франц, всыпала я ему!
Франц это и сам заметил. В пивной она упала в его объятия и приникла к тому месту его тела, где, по ее предположению, под шерстяной фуфайкой находилось у него сердце, — но, говоря точней, там была грудная кость или, если угодно, верхушка левого легкого. Торжествуя, она залпом осушила рюмку ликера.
— Пусть сам свою дрянь с мостовой подбирает.
А теперь, о вечное блаженство, ты мой навеки, любимый, что за сияние разливается вокруг! Слава, слава принцу Гомбургскому, победителю в битве при Фербеллине, слава! (На террасе перед дворцом появляются придворные дамы, офицеры, слуги с факелами.)
— Еще рюмку!
В „НОВОМ МИРЕ“ В ПАРКЕ ХАЗЕНХЕЙДЕ. НЕ ОДНО, ТАК ДРУГОЕ, НЕ НАДО ПОРТИТЬ СЕБЕ ЖИЗНЬ
