Боль | страница 6

— Госпиталь далеко?

— Километра полтора… Дорога, признаться, неважная…

— Тяжелых — только на носилках. Попросим людей, помогут…

Медсестры скрылись в вагоне. И тут же показался раненый. Левая рука забинтована. На повязке бурые пятна. Правое плечо прикрыто рваной прожженной в нескольких местах гимнастеркой.

Здоровой рукой помогая себе, раненый сполз по ступенькам и обессиленно побрел к автобусу. Он ни на кого не смотрел, будто неловко ему было оттого, что доставил столько хлопот, стыдно, что не увернулся от пули.

В тамбуре показался второй. Бинты сплошь закрывали ему лицо. Оставлено только отверстие для глаза да резко обозначился испачканный недавней пищей провал. Рука, загипсованная до кончиков посиневших пальцев, торчала как семафор.

Все, кто был рядом, подавленно присмирели, будто онемели, и раненый, нащупывая ногой ступеньки, стал одолевать преграду сам.

До автобуса не больше десятка шагов, но своих сил он не рассчитал. Поравнявшись с Венкой, прохрипел из-под бинтов:

— Подсоби, паренек… Христа ради… Упаду…

Не раздумывая, Венка поднырнул под его здоровую руку.

От раненого несло хлоркой, давно не мытым телом и чем-то еще больничным, сладковато-приторным.

— Во-ло-дя-а! Володенька-а! — судорожно скривив губы, кричала молодуха. «Бабы, гляньте, — советовал кто-то, — может, рожать ей время?» Вскрикнула приглушенно девчонка: «Ой, мамочки!» А перед раненым пятилась хворая старушка Егоровна, крестила его и причитала: «Пошли те господь терпения!»

От животного крика женщины, певучих причитаний старушки, а больше оттого, что раненый вдруг под марлевым колпаком по-детски завсхлипывал, Венка почувствовал, как война, еще вчера такая далекая, больно уколола сердчишко щемящим страхом.

Чтобы идти было удобнее, передвинул руку, которой обнимал раненого, и наткнулся на что-то липкое, скользкое. Раненый взвыл, и Венка понял: еще рана и кровь.

Подступила тошнота, стало таять, как снежинка на ладони, сознание. Он будто споткнулся и полетел, полетел куда-то, купаясь в радугах, самым малым остаточком памяти чувствуя, как раненый прижал его к себе, не давая упасть.

Этого дня Венка ждал как праздника…

Борис Егорович из мужиков в околотке остался один. Он не без оснований полагал, что все его осуждают. Поэтому при встрече со знакомыми отводил глаза в сторону: надоело оправдываться в том, в чем не виноват, надоело доказывать, что не раз и не два просил начальство снять с него «бронь».