…Проснулся от шума. Вагон, словно растревоженный улей.
Состав, простучав на входной стрелке, зашипел тормозами.
— Слава тебе, господи, — доехали! — прошептала Соня.
Муром… Через Муром идут и идут составы в разные концы. С Урала везут к фронту укрытую брезентом технику, из Сибири — лес, уголь. В мирных с виду вагонах таится важная продукция тысяч и тысяч заводов. Здесь все, без чего на войне не обойтись, — от мясных консервов до тяжелых авиационных бомб.
С бойким перестуком бежит в обратный конец порожняк, гонят обезображенные огнем танки, пушки, машины — на переплав. Горестным взглядом проводит состав стрелочник, перекрестится: «Вона она какая, война, — железо аж корежит!»
От Мурома рукой подать до Москвы, военные патрули здесь на каждом шагу — не побалуешь!
Выгрузились напротив будки с медными буквами «Кипяток».
Было около полуночи. Горевшие в полнакала фонари, прикрытые маскировочными абажурами, создавали тревожный полумрак. Вокзал с наглухо зашторенными окнами напоминал крепость.
Пока состав не отгоняли, жила еще шаткая связь с его обжитым теплом. Но вот перрон опустел, от путей дохнул морозный ветерок. Венку передернуло.
— Иди в вокзал, погрейся, — предложила мать.
Венка еще издали почувствовал недоброе: в дверях стоял часовой. Из огромного тулупа, как из дупла, торчала голова с заиндевевшими усами.
— Пропуск! — буркнула голова простуженно.
— Какой пропуск? — напустил на себя бестолковость Венка.
— Обыкновенный… Справку о прохождении санитарной обработки.
Венка сделал жалостливое лицо:
— Дяденька, пусти! Расписание узнать…
— Не мешай нести службу! — как попугай проговорил часовой.
Сквозь стеклянную дверь было видно, как в светлом зале сидят на диванах, прохаживаются, словно в другом мире, обыкновенные пассажиры. Без шапок, в расстегнутых пальто. Один солдат лежал даже босым, подложив под голову валенки и развесив на батарее портянки.
«Ишь рассупонились, буржуи!» — подумал Венка и на душе у него сделалось тоскливо. Он понуро поплелся на платформу.
А мать уже звала его: слышался шум подходившего поезда.
Но это был грузовой. Высекая искры, он обдал их леденящим ветром и, не сбавляя хода, растворился в ночи.
Потом прошли два состава на Москву… И только это нечастое громыхание вселяло робкую уверенность: время не остановилось, что все равно всему этому когда-то наступит конец.
— А ты ходи, ходи, Веня, не впускай в себя холод, — советовала мать, постукивая его по спине и дышала ему в варежки.
