Полдень. Солнечно. Дождь убрался в горы. Я спустился к морю, чтобы по берегу идти до палатки на окраине села Генеральского. Отыскал укромное место на берегу между камней, снова в который раз сбросил с себя одежды, в одних плавках сижу, уставившись вдаль. Что с того, что тело мое упруго, молодо, смугло от загара. Я чувствую себя, как пустая оболочка, тряпка: в единый миг выжали на раннем рассвете. Валяюсь на камнях, копошатся во мне мысли, смутные, суетливые, как рыбаки напротив меня в лодке, недалеко от берега. Безучастно слежу за тем, как чайка летит, почти касаясь волн.
Какое невозможное счастье: я в этой качающейся на волнах лодке, как Ной в ковчеге. Я сорвал ветку маслины – и в клюв чайке: неси к ней масличную ветвь – символ мольбы у эллинов. Но вот же, чайка покачивается у берега, вернулась без ветви, и ничего взамен не принесла.
А, может быть, совсем не так? Может, если ты так устроен, что тебя до бездыханности охватывает самое непонятное, тяжкое и желанное чувство, – ты должен оказаться на его высоте? Я бы сам перестал уважать себя – будь оно мимолетным, легко забываемым.
Рыбаки подплыли к берегу. Тянут сети.
Всю жизнь плести сети, чтобы поймать в них свою золотую рыбку. Но странно: вот же, видишь – плетешь, нити в руках. Но чуть подальше от рук сеть исчезает, как растворяется. Будто невидимый кто-то рядом насмехается над тобой – тут же эту сеть расплетает.
И вот, случилось нечто непоправимое: понял, что пойман в собственные сети. Дергаешься, ужасаешься их крепости. Ничего, оказывается, не расплеталось, не исчезало. Просто таилось до горькой минуты. И тогда в страхе обнаруживаешь, какую гору сетей наплел для собственного уловления.
И нет у меня друга, собеседника, пусть молчаливого слушателя, кто развязал бы мне уста, кому бы душу излить – как отделиться от себя – невыносимого.
Но самое-то, кажется, страшное: каждый миг знать, что в тебе – другой человек. Истинный ты, с более высокой жаждой существования, силой воли, решительности, напора. Но даже мизинцем не пошевельнуть, чтобы стать им, быть может, истинным собой. А так вот, безучастно, как планктон, как пена перед моими глазами, качаться на волнах. Плыть по воле ветра и течения.
Допустил ли я где-то ошибку?
Да здесь ее и быть не может, ошибки. Здесь – иная материя – несовместимости, несчастья, разрыва, вечной печали.
Кажется, в Коране: «Мы привязали к шее каждого его птицу».
Так-то вот.
Тишина. В пространстве над водами – причуды далеких облаков: зубцы, башни, стены, паруса.
