Петруха срывается с места.
- Дозволь, провожу. Время-то позднее!
Вопросительно гляжу на Васюту. Он усмехается, косит на Петрухино ухо.
- Правильно, пусть проводит. Темнеет уже.
***
...- Что это? - спрашиваю поражённо.
Хрупкое тельце девочки едва проглядывается сквозь прозрачный кокон. Словно гигантская куколка обмотана толстыми нитями густо-вишнёвого цвета. Поверх кокона иногда простреливают искры.
Гала почему-то пристально всматривается в меня, прежде чем ответить.
- Считай, что это аналог барокамеры. Регенерирует она там помаленьку. Посмотрела? Давай, подруга, иди, ко мне придут скоро.
Я немного шокирована, но успеваю отдать плоскую бутылочку.
- Васюта просил передать, сказал, тебе для какого-то лекарства нужно.
Она болезненно морщится.
- Благодари. Скажи - вовремя. И послушай...
Она отводит глаза.
- Дня три ко мне не приходи, - говорит сухо. - Депрессняк у меня. Не хочу никому на глаза показываться и видеть никого не хочу, иначе наговорю лишнего. Поняла?
Поняла, чего ж непонятного. Сама, бывало, через это проходила.
- Да всё нормально, Гала. Прости, что дёргаю.
...Какое всё-таки удобство идти с провожатым!
Васютина рубаха красивыми складками облегает мои пышные формы и я не раз замечаю плотоядный огонь в глазах встречных мужеского полу. Особенно сынов Востока. Однако наличие моего спутника пресекает попытки познакомиться ближе. Был бы вместо него Хорс, шарахались бы не меньше.
На крылечке я благодарю Петруху и собираюсь уходить. Он мнётся.
- Госпожа Ванесса, дозвольте слово молвить!
Мне смешно.
- Ну, дозволяю. Молви!
- Ругают меня, мол, по девам бегаю. А мне всех их жалко, я их честно люблю... - У самого глаза ангельские, с поволокой; и девы его, видать, тоже крепко любят. - Я вот слышал, предки наши на нескольких женились, а не можно ли и мне так?
В нашем мире у некоторых племён было такое, а вот там, откуда эти русичи появились? Но ведь надо ответить этому телёнку, да так, чтобы потом родители его высокоморальные меня в землю не закопали.
- Настоящий мужчина, - говорю, и приставляю пальчик к голове его ангельской, - должен любить только двоих женщин. Двоих. Свою мать, - и мать своих детей. Понял, Лельчик?
И стучу в лоб, как бы вбивая установочку.
Он ошалело глядит на меня.
- А откуда... Меня ж так только мамка прозывает...
- Сердце подсказало, - отвечаю в тон. - Все мы - чьи-то мамки. Иди уж, Лель.
Он кубарем скатывается с крыльца, спешит обдумать новую для себя истину, я же встречаюсь с задумчивым взглядом Васюты.
