- Ладно, Янек. Прости, что бестолковлюсь, я ж тут новенькая. Чем помочь?
- Всё, - отрезает он. - Доходит уже.
Вот так. Сам, мол, управился, без твоей помощи. Я, собственно, не в претензии, сама знаю, что прогуляла, но вроде уже настроилась на работу... Дай хоть что-то предложу.
- Давай попробуем чесночный соус сделать. И вина туда добавим, и специй. Увидишь, ещё лучше будет.
Янек косится недоверчиво. Пожимает плечами
- Ты кухарка, - говорит осторожно, - тебе и делать. Пробуй, коли испортить не боишься, мне-то что.
Ещё днём я приметила связки чеснока, развешенные между посудными стеллажами и ступку на полке со специями. Прикидываю: и барашек велик, и любят мужики остренькое, экономить не будем. Очищаю две крупные головки, растираю в ступке кусочек мускатного ореха, гвоздику, перец, подумав, туда же строгаю несколько щепоток сушёного розмарина. Потом уже добавляю чеснок, всё хорошенько толку, помещаю в сотейник.
Хорошо бы, конечно, разбавить это дело крепким бульоном, но за неимением - добавляю кипятку из чайника. По моей просьбе Янек, тяжко вздохнув, изымает из шкафчика бутылку вина. Пробую на язык - ничего, лёгонькое, сухое, то, что надо; добавляю к соусу и слегка увариваю.
Янек принюхивается к душистому пару. Недоверчивая гримаса сменяется удивлённой.
- И чего мне с этим?
- А то же, что и раньше. Поливай потихоньку со всех сторон, и корочка будет румянее, не пересохнет, и вкус добавится. Надо бы, конечно, с самого начала так делать, но тут уж моя вина, не успела. Что-нибудь ещё нужно сделать? Может, хлеб нарезать?
- Можно. Вон там, на стойке, и доска, и ножики. Только не порежься, с тебя станется!
Нож входит в каравай, как в масло. Бесподобная заточка. Настолько хороша, что мякиш свежайшего хлеба под лезвием не сминается. Кто хоть однажды боролся с тупым ножом, тот меня поймёт.
- Сам точишь, Ян?
- Ну.
Дядьке подражает или сам по себе неразговорчивый?
- Меня бы поучил, - с завистью говорю. - А то всю жизнь приходится кого-то на стороне просить, чтобы заточили...
Он смотрит растеряно и внезапно краснеет. Да не домогаюсь я, парень, честное слово!
Минут через двадцать заглядывает Васюта. С удивлением, и, кажется, насмешливо смотрит, как Ян учит держать меня точильный брусок (тут уж моя очередь краснеть), затем принюхивается, довольно хмыкает. А то! По всей кухне уже прочно царит чесночный дух, а мужички до него всегда большие охотники. Васюта отмахивает тесаком от тушки два громадных куска на нашу долю, остальное без видимых усилий уволакивает гостям.
