Я посмотрел на синий цветок газовой горелки и вспомнил песню «Перемен» Цоя. Сердце еле билось, но пульс ощущался в висках, что-то хотело вырваться изнутри, что-то явно требовало перемен. Или это организм хотел избавиться от чего-то? Меня пробил холодный липкий пот. Казалось, что я нахожусь в ледяной комнате. Скрип усилился. Мне стало больше, чем не по себе. Вспомнив, как мнил про свою волю, что она сильнее героина, я понял, что проиграл. Я ведь сразу же понял, кто скребётся там – в шкафу! Это была тварь из моего детства – «Армаггедон». Она вернулась! Путались не только мысли, но и время. Прошлое и будущее перемешалось с настоящим и трудно было отличить сон от яви.
Боль начала свербить внутри суставов, я не мог оставлять руки или ноги в одном положении, всё время менял позу. Тошнота усиливалась. Страх заполнил душу. «Армаггедон» вернулся, но почему, зачем? В голове смешливый голос пел: «Перемен, требуют наши сердца… перемен… требуют наши глаза… в нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации ве-е-ен… перемен, мы ждём перемен…» Проглотив наскоро кружку горячего чаю, я почувствовал на глазах слёзы… «И в пульсации вен!» – голоса просто издевались надо мной! Вены были пустыми и ржавыми, как трубы хрущёвки под снос. Казалось, что личность распадается на множество субличностей, на осколки, о которых мне когда-то говорил Сапсан. Эти осколки во мне хотели соединиться в одно зеркало, но я не хотел в него смотреться. Я до смерти боялся того, что могу там увидеть, затаив дыхание, я слушал скрип «Армаггедона» в шкафу и понимал, что не имею никакого морального права молиться Богу даже на один час. Гордость подвела черту под моей никчёмной жизнью.
Газеты и телевидение, взрослые и учителя предупреждали о губительности наркотика и вот – я погиб. Я сел за стол на кухне и обхватил голову руками. Мне предстояла очень и очень тяжёлая ночь. Мне привиделось той ночью, что меня оставили здесь одного навечно. Ночь длилась и длилась, сон манил пальцем – больше всего на свете хотелось уснуть, но это было невозможно. «Армаггедон» в шкафу продолжал копошиться и утробно урчать, будто переваривая моё сознание, он водил железом по стеклу. Я пробовал молиться, но когда я читал слова молитвы, то понимал, что читает их некто другой, не я – тот, кто издевается надо мной. И вообще не понятно, где здесь я…
…Среди ночи я оделся и пошёл к барыге. Долго стучался, он не открывал минут двадцать. Затем увидел его недовольное лицо, хмурое, как товар, которым он торговал. Я угрожал ему, просил, не помню точно. Получив свой грамм, пришёл в квартиру. Свет уже дали. Вскипятил в ложке порошок и поставился. Открыл дверь шкафа и сел на кровать. Телевизор работал. «Армаггедон» недовольно заурчал и растворился в волнах тепла, которое оживило ослабевшее тело… Я был бы не я, если б не понял, что всё это предельно серьёзно. И это ведь только первый звоночек, только начало. «Хмурый» оправдал своё название. Завтра решил пойти в храм на исповедь, а пока нужно было поспать… Я закурил и лениво заклевал носом… Давно что-то не был у отца, почти полгода… Он очень постарел за это время… Последний раз я принёс ему денег, но он не взял… Где он служит?.. Чем занимается?.. Я не знал… Надо поспать… Голова склонилась к груди, я еле нашел силы, чтобы затушить сигарету и рукавом вытереть слюну…
