…Я бы наверное удивился, узнав, как выгляжу со стороны. Что я уже не слежу за собой, как раньше, ем, что придётся, постригаюсь и бреюсь, только когда вспомню об этом. Уже не завожу знакомств – если кто хочет поговорить, хорошо, но сам знакомиться уже не буду. К работе (даже такой, как моя) начинаешь относиться с потрясающей халатностью. Разумеется, все эти изменения видны невооружённым глазом. Даже если я и понимал, что у меня проблемы, то ничего не мог с этим поделать. Это как из песни: плохой колдун превратился в дерьмо, но как возвратиться, не знает.
Дошло до того, что шеф вызвал меня повторно и сказал, что если я хочу оставаться в деле, то обязательно должен бросить употреблять. Если не согласен – гуляй на все четыре стороны. Это было сказано без ругани, холодным спокойным тоном. Я всё понял. Если меня уволят, то тогда на что буду покупать героин? Шеф дал мне месяц отпуска, чтобы я решил эту проблему.
Это расшевелило меня. Стоял холодный ноябрь. Природа готовилась к зиме. Мне казалось, что я одинокий эльф, застрявший в компьютерной программе, а не бандит из бригады Александра Малышева. Деньги закончились быстро. Я сидел в съемной квартире у телевизора и ждал наступления абстиненции. Мозг пробудился только тогда, когда тело почувствовало боль. Всё тело бурили невидимые буравчики, страх накатывал волнами и я был на грани паники. Мне казалось, что я умер и только боль свидетельствовала, что тело упрямо хочет выжить. Прибавить сюда рвоту, диарею и безжалостную боль в суставах, которую хотелось снять любым способом, даже другой болью, нанеся себе какое-нибудь увечье. Любая физическая боль была сладкой по сравнению с этой. Описывать своё состояние можно долго, но я не из тех обормотов-готов, что находят удовольствие в собственных страданиях. Скажу только, что я мнил себя живущим во дворце, но проснувшись, понял, что я у разбитого корыта – полутруп, чей ум находится во власти тысячи и одной фобии. И что продолжение героинового сна – есть продолжение разложения. Но выбора уже не было. Точнее, было чёткое ощущение, что выбора нет. Все остальные ощущения трещали, как дрова в огне страдания.
…Я помню, как на второй день ломок пошел на кухню, поставил чайник на плиту, сглатывая приторный ком, стараясь сдержаться, чтобы не стошнило на пол. И вдруг услышал омерзительный скрип, который исходил из комнаты. Казалось, что тебе распиливали голову двуручной пилой.
Я жил в новой панельной двенадцатиэтажке, в Купчино. Квартира была обставлена минимально – шкаф, кровать, трельяж в прихожей, старый стол и три стула. Сначала я подумал, что скрип доносился из телевизора, где шёл какой-то фильм про войну. Вроде бы «Судьба человека»… Но затем неожиданно свет в доме отключился и я остался в темноте, перед газовой горелкой. Скрип не прекращался и даже усилился на фоне темноты. Как будто кто-то очень плохой водил железом по стеклу. Мне представилось, как обитатели двенадцатиэтажки достают керосиновые лампы и парафиновые свечи, зажигая их в одиноких квартирах. На какое-то время все возвращаются в мрачное средневековье. Слышат ли они скрип «Армаггедона»?
