Разноглазый тягач, подзадоренный грохотом ПКМ, шмыгнул в отдел люстр. Зацепил спиной продырявленный ролет, захрупотели под подошвами его берцев осколки разбитых плафонов. Хохотнул как-то так задористо, будто на американских горках поехал. Ох, аж зависть поначалу взяла. Надо же, получил билет на обратный рейс. Счастливчик, отделался легким поносом, это мне еще тут думать как с полрожком против двоих. Двоих же, надеюсь?
И уже когда я окончательно смирился с тем, что фарт неотъемлемо сопутствует Рябе, тот как заорет! Матом, воем. Задел что-то, повалился со звоном бьющегося стекла на пол.
— Чтоб тебя, пидор!!! Ах-хуе… Мля, ах-ху!.. Я… Твою мать, он в меня попал! Глеб!
— Пац-цанн-ыы… — едва слышно от мешков.
Мысленно перекрестившись, падаю на пол, выглядываю понизу из своего отдела с телефонами, как мышь, и стреляю наугад. Готовлюсь увидеть, как темный силуэт отбрасывает обратно на проход. Но пулеметчика в проходе нет. Черт! Патроны только зазря ушли.
Зато слышу возню и хриплое дыхание в соседнем отделе, где сидел в засаде Жека. Хм, а паренек-то непрост оказался. У них там, по ходу, свои разборки начались.
— Жека! — испуганно как-то, что девчонка, взвизгнул пулеметчик. Ну совсем не тем голосом, которым обещал на очках сгноить неверного.
Ух-ух! Жвын-нь! — как металлический трос обрезать. И потом словно карканье простуженной вороны. Брякнуло на пол что-то тяжелое, металлическое. Пулемет?
— Козлина, ты чо творишь?!! — басом орет Левон, приближаясь. — Отпусти его! Отпусти…
Лежа на полу, я вижу только его темную макушку. Поднимается-опускается быстро, в такт стуку ботинок по полу. За меня он, похоже, забыл. Вовсе со счетов списал.
Беги, малыш, беги.
Порываясь на помощь товарищу, он сейчас выбежит на проход. Останавливаю дыхание, смотрю на мир через прорезь прицела. Но нож, выброшенный из кабинки рядом, ударяется ему в горло раньше, чем я успеваю надавить на спусковой крючок. Он обхватывает рукоять обеими руками, вытаращивая глаза, но тут же валится с ног.
Тишина. Треск огня в бочке.
Я вскакиваю на ноги, встаю в проходе — приклад у плеча, под прицелом отдел бабских шмоток. Остались мы лишь двое.
Из темноты проема выходит человек с пулеметом на одном плече и автоматом на другом. Он даже не смотрит в мою сторону, будто и нет меня здесь. Небрежно ногой переворачивает Левона вверх лицом, стоит над ним какое-то время. Кажется, сейчас ширинкой вжикнет и лицо ему умоет.
Аплодирую. Смело, Жека, смело. Я ведь могу и тебя тоже, невзирая ни на какие проявления удружливости с твоей стороны. Не друг ты мне ни при каких раскладах. Воровать я у тебя пришел и не каюсь. Своровал бы, будь я с какой другой бандой, а не в составе сборной по керлингу. А тебе, милку, сиди ты вон на том диване, горлянку вскрыл бы без раздумий. Так что помог ты мне или нет, а вальнуть я тебя сейчас могу запросто. И совесть моя даже не заикнется потом — оправданий ведь такому поступку с головой хватит. Кто ж тебя-то знает? Для каких целей ты приберег меня?
