— Конечно! — невольно вырвалось у многих. — Сейчас раздавать будете?
— Кто же это из вас такой нетерпеливенький? Покажись, покажись.
Никто, разумеется, не показался.
Швабра подошел к окну и долго смотрел на улицу.
— Погода сегодня хорошая, — мечтательно сказал он.
— А отметки скоро будете раздавать? — опять спросил кто-то.
Швабра не ответил, лишь укоризненно покачал головой, потом снова стал глядеть на улицу. Побарабанил по стеклу… Вдруг резко повернувшись к классу, расцвел улыбкой:
— А кто, признайтесь-ка мне, будет сегодня отвечать урочек? На пятерочку…
Видя, что желающих нет, притворился удивленным.
— Как? — воскликнул он, — неужели и ты, Коля Амосов, не хочешь? Хе-хе…
— Я? Я могу, — растерянно поднялся из-за парты Амосов. — Я могу… Отвечать?
— Сиди уже, сиди. Ты у меня, Николяус, молодец. Коля, ты у меня, Коля… Нико…
Швабра не договорил: раскрылась дверь, и в класс вошел Аполлон Августович.
Все быстро поднялись и уставились на директора.
Знали — зря он в класс не войдет.
Аполлон Августович сказал что-то Швабре на ухо. Швабра сделал изумленные глаза и затеребил на своем сюртуке пуговицу.
Заложив руки за спину, директор повернулся лицом к классу, но сразу не заговорил. Умышленно медлил и внимательно оглядывал каждого. Под его бесцветным и тяжелым взором многие быстро опустили голову.
— Сегодня утром, — тихо начал Аполлон Августович, — обнаружено неслыханное кощунство. — Вздохнул: — Неслыханное, дерзкое и безбожное. И где? — Он грустно улыбнулся: — В стенах нашей гимназии. В стенах нашего учебного заведения. Аким, войдя утром в домовую церковь, заметил, что дверь в нее открыта, а кружка с деньгами исчезла. Сорвана и похищена.
Аполлон Августович умолк и пристально посмотрел на Самохина.
Самохин выдержал его взгляд, но почувствовал, что сердце забилось чаще. Взял себя в руки, притворился спокойным и равнодушным.
Класс с жадностью уставился на директора, ждал, что он сообщит дальше.
Амосов спросил:
— А кто же это? Не нашли?
Аполлон Августович не ответил и продолжал смотреть на Самохина. Самоха бросил осторожный взгляд на затылок Мухомора и по тому, как Мухомор держал голову, руки, плечи, он понял, что тот на директорскую удочку не поддастся. Это сразу его ободрило, обнадежило, и Самоха повеселел.
— Кража, — сказал Аполлон Августович, — сама по себе есть большое преступление, но кража в церкви — это уже преступление вдвое. Обокрасть святую церковь… — Он безнадежно развел руками.
«А Лихова обокрали, так это, небось, ничего, — сердито подумал Мухомор и нахмурился. — Мы собирали-собирали, а они… Сами жулики, а жуликов ищут… — И решил: — Будь, что будет, до последнего не сдамся».
