Эти идеи были приняты многими с энтузиазмом; их влияние чувствуется, в частности, в некоторых философских теориях Анри Пуанкаре.
Против этих реакционных тенденций, которые в ту эпоху проникли даже в марксизм, Ленин выступил в 1908 г. в книге «Материализм и эмпириокритицизм». Эти тенденции, увы, продолжали далее все более распространяться (разумеется, за исключением стран социализма). Некоторые пункты самых последних научных теорий об относительности времени и пространства или о соотношении неопределенностей в квантовой механике, — которые искусно искажаются идеалистами, а затем становятся предметом их спекуляций, — усугубляют это положение. Воинственность идеалистов становится действительно неслыханной. Понять их ревностную службу реакционным идеям можно, лишь связывая эти нападки на основы науки с усилением классовой борьбы в мировом масштабе, — одним из наиболее важных последствий первой мировой войны. Если Парижскую Коммуну можно рассматривать в известном смысле как косвенную причину статьи Брунетьера, о возникновение и непрерывный рост СССР, расширение коммунистического движения во всем мире могут равным образом объяснить в значительной степени поистине воинствующий мистицизм, к которому пришли некоторые современные ученые.
Возможно, что в Англии эти реакционные тенденции проявляются в настоящее время с наибольшей силой. Конечно, классовая борьба там не более интенсивна, чем в других странах. Однако фанатический протестантизм, составлявший одну из идеологических основ английской буржуазии во времена революций против Карла I и Якова II и которому она сохранила по традиции верность, представляет собой исключительно благоприятную почву для идеалистических теорий. Уже в XVIII в. Ньютон считал, что бог должен время от времени вмешиваться, чтобы восстанавливать порядок в солнечной системе. В наши дни Эддингтон не поколебался написать в «Природе физического мира» по поводу индетерминизма явлений, к которому якобы приводят современные теории строения атома, следующие слова:
«Можно было бы на основании этих аргументов, заимствованных у современной науки, в заключение сказать, что, начиная с 1927 г., религия стала приемлемой для здравого научного ума. Если подтвердится наше предположение о том, что 1927 г. оказался свидетелем окончательного исключения Гейзенбергом, Бором и Борном и другими строгой причинности, то этот год откроет, несомненно, одну из самых крупных эпох в развитии научной мысли». Не следует предполагать, что речь идет о преходящем и единичном заблуждении. Мы могли бы без труда найти в статьях и книгах ряда современных ученых десятки весьма многозначительных высказываний, полностью подтверждающих справедливость суровой критики некоторых работ ученых капиталистических стран на конференции 1948 г. в Ленинграде, о которой мы говорили в предыдущей главе. При обзоре различных проблем, особенно обсуждаемых в настоящее время, нам придется встретиться и с другими вещами, достойными удивления.
