мы тогда на монтажных аппаратах из Новосибирска
под названием «Кадр», видеолента была широкой, тя-
желой. Монтировали ее при помощи ножниц и скотча, и мой груз на 54 минуты составлял не менее десяти
НИНА ЗВЕРЕВА 46
килограммов. Это был тот самый момент в моей жиз-
ни, когда я ощущала тяжесть каждой эфирной минуты
в прямом смысле этого слова.
— Ну, и кто первый? — весело спросил кудрявый
парень в клетчатых штанах.
Молчание было ему ответом. Наш куратор Галина
Никулина растерялась и поглядела на меня. Я не хо-
тела быть первой. За предыдущие две недели учебы
я уже хорошо поняла, что моя программа состоит
из одних ошибок и лучше бы ее никогда не показы-
вать ни зрителям, ни друзьям. Лучше забыть о том, что я делала раньше, и начать работать по-новому.
Но все взоры сошлись на мне, и Сагалаев, который
было приуныл, радостно спросил:
— Сколько минут? О чем программа?
Я ответила, что о разводах, и занимает она 54 ми-
нуты эфирного времени. Другие члены группы на-
чали активно предлагать Сагалаеву устные рассказы
о своих эфирных победах, но он был тверд и после-
дователен. Он сказал:
— Нет ничего более скучного, чем рассказы о те-
левизионных программах. Если вы их не привезли, значит, они совсем не так хороши, как вам хочется
думать.
Можете себе представить, как относились ко мне
и к моему бенефису участники группы после такого
резюме! Тяжелая пауза, полная тишина. И вот уже
на экране возникают первые титры и первые кадры
моей нижегородской программы.
Я всегда говорю своим ученикам, что важный мо-
мент учебы — это просмотр своей работы глазами
других людей. Но это очень тяжелый урок.
ПРЯМОЙ ЭФИР 47
Никогда не забуду просмотр программы «Точка
зрения» в «Останкино» в 1976 году, потому что это
был провал, позор, несчастье моей жизни. Уже на пя-
той минуте просмотра люди начали посмеиваться, перекидываться репликами. Я понимала, что они
правы, что синхроны тяжеловесны, постановки при-
митивны, а призывы пафосны и бессмысленны. Я го-
това была отдать полжизни за то, чтобы программа
закончилась раньше, или за то, чтобы пленка вдруг
перестала крутиться. Но пытка продолжалась, люди
откровенно веселились, Сагалаев молчал, и эти
54 минуты показались вечностью.
Прошли последние титры, включили свет. Сага-
лаев спросил зал:
— Как ваше впечатление?
Мои одногруппники, которые годились мне в отцы
и матери и на протяжение двух недель учебы демон-
стрировали свою симпатию, не скрывали скепсиса
и ехидства, радостно указывая на проколы в програм-
