Время в тумане | страница 89
Дверь хатки отворилась, во двор вышла мать и засеменила к калитке.
— Сы-ы-нок. Сынок приехал, — шептала она. Он целовал ее мокрые щеки, разволновавшись, и не только от встречи, но и от того, что вспомнил, как в семнадцать лет эти же слезы раздражали его, и в двадцать семь — смущали. Никогда до конца не узнаешь и не поймешь свою мать, пока и сам не станешь отцом, и твой ребенок, переболев всеми детскими болезнями и набив множество синяков и шишек, в один день вдруг став самостоятельным и взрослым, не уедет в спортивный лагерь, не соберется в неведомый тебе турпоход, смущаясь и раздражаясь перед расставанием от твоей заботы о нем, тревоги и твоей непонятливости.
Когда, развернувшись, они пошли к хатке (мать еще жила в ней), Крашев полуобнял мать, еще раз поцеловал и тут только почувствовал, что он дома.
Пока мать хлопотала в совсем крошечной кухне — что-то доставала, жарила, — он отворил калитку и прошел в виноградник.
Вставало солнце… Природа разрешалась от своего бремени, и, хотя сейчас, в это раннее утро, было прохладно, чувствовалось, что часам к одиннадцати все будет охвачено летним зноем и все вокруг: и этот виноградник с начинающими перезревать ягодами, и громадный грецкий орех, плоды которого беспрестанно стучали по бетонной дорожке, расхлестывая пожухлую кожуру, и красные, мясистые помидоры, тяжко склоняющие стволики куста, — все это будет шептать в сладкой истоме: возьми меня, человек, испробуй меня…
Крашеву захотелось сделать то, что он не делал много лет, — походить босиком. Он снял туфли, скинул рубашку и, подставив нежаркому солнцу белые, мощные плечи, вышел из виноградника. Виноградник был ухожен — чист и прополот, но дальше, наверное, у матери не хватило сил — зеленый дерн плотно лег на землю. Роса еще не высохла, играла изумрудными огнями, ступням было холодно и сыро, но он шел, почти не отрывая ног от мягкой, обволакивающей травы.
— Простынешь, — сказала мать, заглянув за виноградник. — Летом надо было приезжать, а сейчас осень… Иди кушать, сынок. Остынет… — Она перекинула в руках тряпку и покачала головой, укоряя себя и извиняясь за запущенный участок, и, развернувшись, хлопотливо пошла к маленькому сарайчику за хаткой — еще что-то искать и готовить.
…Дверь в новый дом была открыта, и он вошел. Поперек входного коридорчика шел еще один — широкий и похожий на небольшое фойе; а от него входы в три комнаты: налево — в большую, направо — в две поменьше. Прямо за коридором-фойе была кухня, чуть сзади ванная и туалет, а от середины убегала вверх деревянная лестница. Перила ее тоже были обожжены и покрыты лаком.