В те дни Морган считал, что знает о Юге все, и уж, во всяком случае, одно он знал твердо: никакими жалкими разговорами о голодающих готтентотах, которые небось чернее пикового туза, на Юге голосов не завоюешь.
Но глядя поверх неподвижной головы Длинных Загорелых Ног на ряды морщинистых, обожженных солнцем, застывших лиц, на глаза, которыми на него смотрели земля, и непогода, и вереницы однообразных лет, и бедность, на глаза, которые умели взирать бесчувственно, безнадежно на погибший урожай, на умершего ребенка, на сгоревший дом,— глядя на них, Морган осознал, что никогда еще не видел прежде, чтобы южанину удавалось воздействовать на других южан так, как воздействовал на них Хант Андерсон, его неторопливый, ровный голос, его рассуждения, которые вряд ли кто-нибудь из них был способен понять до конца, а поняв, не одобрил бы ни в коем случае. Многие южные политики вроде Зубра Дарема Андерсона точно знали, как зажечь эти глаза лютой ненавистью, которая, как им хорошо было известно, прячется в душе и в нутре каждого нищего сукина сына из Южных штатов. И никогда прежде Морган не видел, чтобы бесконечно знакомые ему лица вот так озарялись — и не отблесками ненависти, хотя, конечно, и не надеждой (ведь Андерсон говорил с ними даже не о них и не об их жизни), и не любовью, ибо они давно уже вложили ее всю до конца в то, что лишило их надежды. Но чем бы ни был зажжен этот свет, Морган в тот день увидел, что Андерсон обладает даром внушать людям веру в себя, возможно потому, что сам он столь явно верил и в себя и в то, о чем он говорил.
Когда Андерсон кончил, рукоплесканий не было, а просто в зале поднялся обычный шум — кашель, гул голосов, шарканье ног, скрип стульев, стук захлопнувшейся двери,— и Морган понял, что мертвая тишина, ни разу не нарушенная, пока Андерсон говорил, была важней самых бурных рукоплесканий, о каких только может мечтать человек.
Андерсон направился к своему месту, но прежде пожал руки трем сенаторам. Бингем скривился. Позднее, в разговоре с Морганом, он заклеймил Андерсона одним едким словом: «Идеалист!» Зеб Вано приступил к заключительному ритуалу, а Морган обежал стол для прессы и настиг Андерсона в ту секунду, когда тот опускался на стул. Морган пригнулся между ним и небрежно скрещенными длинными загорелыми ногами.
— Я Морган из «Капитал таймс»,— шепнул он.— Спасибо на добром слове. Не могли бы вы сказать что-либо по поводу слухов, что вы собираетесь выставить свою кандидатуру на губернаторских выборах?
