Андерсон снял очки и обратил свое лицо к Моргану. Да, голубые глаза подслеповато мигали, но они внушали расположение. В них чувствуется доброта, подумал Морган.
— Черт меня подери, право, я ничего толком не знаю,— сказал Андерсон. — Я хочу выставить свою кандидатуру, но, по правде сказать, сам еще не решил, на каких именно выборах.
— Умница! — сказал Гласс, потому что рыжая стюардесса подошла к ним с напитками, хотя по билетам им больше ничего не полагалось.— Девочки из Атланты — всегда высший класс.
Френч задержался на пути к полке с журналами, выпил виски и пошел дальше, а рыжая наклонилась над Морганом с водкой в пластмассовом стаканчике.
— Вы не заказывали, но я вот…
«Электра» подпрыгнула в воздушном водовороте, и стюардесса оперлась на его плечо.
— Спасибо.
Морган взял стаканчик, и хотя воспоминания подступали к нему со всех сторон, все-таки заметил, как ее пальцы, когда она выпрямлялась, словно случайно пощекотали ему шею.
— Вонючий тупик! — внезапно громким голосом сказал Френч у нее за спиной.— Вся моя распроклятая жизнь.
Вечером путешествующие сенаторы и их свита были приглашены отужинать по-южному на ферме Андерсона, слывшей местной достопримечательностью. Поехали все, кроме бдительного Бингема с горящим взором, который под каким-то предлогом вернулся в Вашингтон. («Никак подошла его очередь стоять на часах у памятника Неизвестному солдату», — сказал Зеб Ванс, держа в руке миллвудовский стакан с жидкостью цвета крепкого чая.) Отвезли их туда машины, предоставленные им местным фордовским агентом: как и А. Т. Фаулер, он был одним из наиболее щедрых сторонников Зеба Ванса,
Андерсоны (Длинные Загорелые Ноги были им представлены как «Кэти») пригласили, кроме того, всех соседей, и на столах, расставленных под деревьями, высились бочонки с холодным пивом и горки ломтей арбузов. Над специальной ямой в густых клубах синеватого дыма, пахнущего ореховым деревом, дожаривалась на вертеле свиная туша. Это был резерв: надменный негр, явно гордясь своим искусством, рубил старинным резаком уже готовую тушу. У стойки под развесистым дубом бармен в белом жилете не успевал наполнять рюмки и стаканы.
— Миллвуд,— сказал Зеб Ванс, обведя эту сцену одобрительным взглядом,— надо бы послать открытку мисс Перл.
Морган сразу же направился к бармену,— главным образом потому, что Длинные Загорелые Ноги, которым, когда их знакомили, пришлось прервать разговор с Мэттом Грантом, смерили его таким отсутствующим взглядом, словно он был просто одной из тех беломордых херефордских коров, что важно взирали на автомобили по сторонам ответвлявшейся от шоссе частной андерсоновской дороги. Глубокое безразличие красивой женщины, естественно, задело Моргана. Он взял стакан шотландского виски — такого, какое мог бы налить сам Миллвуд, — и огляделся. Дом был построен именно в том стиле, который он ненавидел всей душой — с колоннами, как Тара в романе «Унесенные ветром», белоснежный, точно ложбинка между грудями южной красавицы, под сенью дерев, на вершине пологого, окруженного лугами холма. Ухоженные газоны и изобилие чернокожей прислуги. Собственно говоря, дом был вовсе не старинный, и дело было вовсе не в «Унесенных ветром», а в том, что строился он на деньги Старого Зубра,— на деньги людей вроде отца Моргана, ограбленных, выжатых досуха по законам того политического мира, который Старый Зубр создал и так долго питал их кровью.
