империи в целом и о самих себе в частности. Он не исключает, что дело доходит
до того, что кое-где на окраинах страны появляются карты, на которых империя
носит вымышленные названия. Император этого не одобряет, но и гневаться по
этому поводу он не считает нужным. Ибо что такое эти фантастические карты, рисующие иллюзорные страны! Это всего лишь забавы, хотя и предосудительные
забавы. Наверное, ему следовало бы обратить на них более строгое внимание, но
у императора есть много других забот. Он прилагает немало усилий к тому, чтобы
“весь людской род, живущий под вечно синим небом”, знал, что империя не желает
народам ничего дурного, — ничего, кроме безопасности на торговых путях, исправной работы почты и универсального порядка на всем пространстве мира.
Империя, сказал император, должна быть одинокой и безграничной, как одиноко и
безгранично небо. Впрочем, вот его слова в точности: “На этих пространствах, что лежат под вечным небом между восточным и северным океаном и тремя
западными морями, была, есть и будет только одна империя — великая
монгольская”.
Рассуждая в таком духе, Туге был спокоен, хотя и выглядел устало. Я не нарушил
течение его речи ни единым вопросом. И лишь тогда, когда он махнул рукой возле
подбородка, словно отгоняя муху (жест означал, что он не желает более
говорить), я спросил:
— Скажите, ваше величество, в самом ли деле почта на всей территории империи
работает исправно?
Император в ответ благодушно рассмеялся. Мой вопрос, вероятно, показался
монголу слишком простосердечным”.
Запись № 8
“Не знаю, как долго я буду еще служить забавой для его величества, но мое
положение изменилось с тех пор, как начальник императорской канцелярии сообщил
мне, что я принят на государственную службу. Содействовал ли этому калмык, мне
неизвестно. У меня немного обязанностей. Я всего лишь должен, сказал мне
господин Илак, постоянно находиться недалеко от императора и ждать, когда он
пожелает со мной говорить. Моя должность называется нелепо — “уши и язык для
императора”. Однако Даир уверяет меня, что на монгольском это звучит весомо и
благородно. Более того, он выразил предположение, что должность приравнивается
к рангу императорского секретаря. Впрочем, как бы ни называлась моя должность, она принесла мне ту пользу, что избавила меня от заточения, в котором я
находился до сих пор. И хотя я не получил полной свободы (мне запрещено
самостоятельно покидать императорскую резиденцию), многие чиновники, которые
