– А на передке оставил, ваше сыкородие.
– Быстро к передку, возьми карабин – и назад.
Левушкин, придерживая колотящуюся о ноги шашку, бросился к колонне и через минуту вернулся с карабином. Всадники на рысях свернули в сторону и двинулись к костелу. Канонир, вцепившийся в стремя Васильева, бежал рядом. На подходах к местечку было безлюдно. Жители, как видно, давно покинули Вымбухов, находящийся недалеко от фронтовой полосы. Только стаи ворон и галок, надсадно крича, поднимались над опустевшими домиками и носились над потревожившими их покой всадниками. Офицеры спешились у ограды костела, такой же белой, как и сам храм, привязали к дереву лошадей и направились ко входу.
– Глядите-ка! – с испугом воскликнул Левушкин и, наклонившись, поднял что-то с земли. Покрытая пылью, вдавленная в песок чьим-то сапогом, это была икона, помятая и изодранная, писанная на холсте, но без подрамника.
Левушкин тер рукавом гимнастерки по красе и ахал:
– Господи, да как же это? Это ж лик Богородицы, а вот и Иисус младенец на руках. Да чего ж она здесь?
– Чего, чего! – грубо вырвал из рук канонира иконку Васильев. – Не знаешь, чего?
– Оставьте его, – тронул Васильева за руку Ли-хунов. – Идти нам надо.
Смотря по сторонам, с расстегнутыми кобурами, офицеры вошли во дворик костела, в центре которого стояла фигура Мадонны из белого камня. Широко распахнутые двери открывали путь в черное нутро храма, совсем неприглядное на фоне освещенного солнцем камня. Они вошли в прохладу костела, и когда глаза, привыкнув, стали различать предметы, из темноты начали проступать следы ужасного погрома. Все четверо, сняв фуражки, с изумлением и страхом смотрели на опрокинутые подсвечники, сорванные, искореженные паникадила. Внутренность костела была обширной, способной вместить, должно быть, человек двести сразу. Маленькие католические алтари под высоким куполом, пестро выкрашенные, театрально экзальтированные деревянные фигуры святых, винтовая лесенка, ведущая на кафедру, – все носило следы недавнего вторжения, бездумного и жестокого.
Они стали обходить помещение храма. Под ногами хрустели осколки разбитых витражей, пол устилали сорванные с икон ризы, куски икон, которые, как видно, вырезались из рам штыками и частью забирались, а частью тут же рвались в клочья. У алтаря темнели кучи испражнений и зловонно пахли.
Вдруг Лихунов услышал частые всхлипывания. Он обернулся и увидел Левушкина, пристально смотрящего куда-то в угол. Подойдя к канониру, он заметил, что тот пристально смотрит на уцелевшую икону, запечатлевшую Рождество Христово. Мария и Иосиф, склонившись над яслями, благоговейно поднимали руки над новорожденным. Глаза у Марии были выколоты, а вся икона несколько раз размашисто порезана штыком. На плаще Богородицы углем жирно было написано немецкое ругательство.
