Писатель находит ответ на эти вопросы. Антифашистская битва шла за то, чтобы ужасов войны не знали сегодняшние мальчишки, такие, как безнадзорный Оливье, что играет среди поросших травою дотов… Не забывать, не успокаиваться, не прощать — таков нравственный урок трилогии Армана Лану. И читатель сборника «Песочные замки» без труда уловит то общее, что связывает нравственный пафос — а местами и мысли, ситуации, героев — этой трилогии (особенно третьей ее части) и новелл.
Арман Лану — автор и многих других книг. Здесь и беллетризованные биографии Эмиля Золя, Ги де Мопассана, Ролана Доржелеса, и сборники стихов, и пьеса для театра, и ряд эссе, и историко-литературная проза о Парижской коммуне, и роман об эпохе Сопротивления «Пчелиный пастырь» (1974).
Диапазон, как мы видим, очень широк. Но творчеству Лану, всему, что он пишет, свойственно при этом художническое постоянство. Оно проявляется, как у многих писателей, в возвращении к полюбившимся характерам, в перекличке между разными книгами, в повторении некоторых ситуаций, но главное, пожалуй, все же другое. Единство творчества Лану — в его нравственном содержании, в непримиримости к разрушению и войне, в бережном внимании писателя к простым человеческим заботам, к юной любви, к бедам одинокой старости, его радость при виде проявлений человеческой доброты, заботливости, сострадания.
Единство творчества Лану — в единстве творческого метода, которым пользуется художник. Французская критика склонна говорить об Армане Лану как о натуралисте. Пожалуй, вернее было бы здесь говорить о полнокровном реализме писателя. Впрочем, предоставим слово самому Лану. В 1963 году, отвечая адептам литературы абсурда, упрекавшим его в натурализме, он писал: «Итак, по-вашему, я натуралист? Да, если вы подразумеваете под этим, что меня интересуют общественные проблемы; что я придаю экономическим и социальным факторам первостепенное значение; что я люблю Жервезу, эту женщину из народа, лучшую из героинь, когда-либо созданных Эмилем Золя; что я считаю «Жерминаль» одним из величайших романов всех времен, поскольку это был первый роман, изобразивший рабочих… что я наивно считаю содержание романа вещью столь же значительной, как и его форма, считаю, что роман должен быть написан достаточно просто, чтобы его могло прочесть как можно больше читателей и чтобы его идеи распространились как можно шире, — что ж, на этих условиях, и только на них, я признаю себя продолжателем натурализма… Я имею слабость полагать, что хлопоты женщины, добивающейся пособия по многодетности, или страхи пятнадцатилетнего мальчишки, живущего в многолюдном квартале дешевых новостроек, куда интереснее для литературы, чем самый совершенный разрез сознания самого изысканного ума. И что эксплуатация человека человеком, атомная война или проблема перенаселения являются более важными для романиста, чем построение романа без сюжета, без интриги, без героя».
