— Рано вам дымить, еще безусые. Кыш, спать пора!
— Пару папирос за пять лик, — деловито предложил Гуди, запуская руку под сюртук. Видно, что малый готов выложить монету из кармана.
— За десять. — Сержант решил нажиться.
— Дороговато, — вздохнул Гуди.
В следующий миг ко лбу и вискам сержанта были приставлены три револьверных дула, а Гуди тихо произнес:
— Ни звука, сволочь, или мозги наизнанку.
Папироса выпала из губ сержанта. С головы его сорвали шляпу и обруч, причем парнишка с обручем в руке тотчас исчез во тьме. Зато появился усатый поручик-связист, приехавший в Гестель под вечер. Этот держал оружие наизготовку, по уставу.
— Сержант, вы арестованы. Если попытаетесь поднять шум, я пристрелю вас на месте. Или предпочитаете удар по черепу? Заодно вещать отучитесь.
— Что такое? — К сержанту наконец вернулся голос. — По какому праву?
«Меня выследили, — метались его мысли. — Кто-то подглядел, как я выхожу в эфир. Ах, дьяволы!»
Гуди изящно, по-воровски извлек оружие из кобуры сержанта и стал держать его уже на прицеле двух стволов.
— Вас подозревают как сообщника в деле государственной измены, — четко проговорил Крестовик. — Чистосердечное признание облегчит вашу участь. Руки за спину, идите впереди, и без шуток.
Шагая под конвоем к главному зданию Гестеля, сержант терзался: «Может, все же поднять тревогу?» В темноте нет-нет да шныряли тени. Ясно, что гостевой флигель, где расположилось отделение жандармов, находится под наблюдением.
«У них мало охраны. Наши парни опытней. Вдобавок у нас броневик с картечницей…»
Но сержант понимал, что победы синих он не увидит. Хоть у ребятишек Бертона револьверы в руках дрожат, выпалить раз-два они успеют. Считай, почти в упор. А поручик тертый малый, промаха не даст. Так и останешься лежать, расплескав мозги по травке.
«Нет уж, выкручивайтесь без меня! Там поглядим, чья возьмет».
Такой уж полк был у Его Высочества.
Действительно, унтер в серьгах! Крупные серебряные серьги на жандарме, представляете?
И без головного убора, вот удача!
Необычно бледный, черноволосый, он смотрел на приближавшегося Огонька озадаченно и недоверчиво. Кадет успел заметить, что кобура у жандарма какая-то странная, не револьверная. Но дальше размышлять было некогда, а говорить с унтером не о чем.
Когда Огонек махнул пращой, унтер дернулся в сторону, но эти приемы городским ребятам хорошо знакомы. Рука сама дает поправку, и снаряд летит куда положено.
В голову.
Литой шар Мира шмякнул унтера по лбу. Черноволосый откинулся и рухнул спиной на пол. Тут Огонек рванул вперед. Вся слабость исчезла из ног, его несло будто на крыльях ветра, и только думалось: «Я смогу!»
