— Ой, я забыла…
Пилот метнулся и схватил свое стеклянное оружие. Дверь открылась, вошел немного промокший Удавчик с большущим букетом белых и розовых цветов. Хотя при виде компании челюсть у него слегка отвисла, он молниеносно выхватил револьвер, но спуск нажимать не стал, а только сказал:
— Я иду, смотрю, у тебя свет горит. Тут гости, да? Я помешал?
Пасмурная ночь накрыла Гестель низким темным пологом, закрапал мелкий дождичек. Лишь редкие огни керосиновых ламп на столбах обозначали дорожки в ненастной мгле, между зданиями старого монастыря.
Сухопарая сестра Мана погасила светильник в палате Огонька и недовольным голосом пожелала ему добрых снов. Эта тетка, похожая на деревянную статую из храма, явно была чем-то рассержена. Ее бельмо напоминало гневное Божье Око.
«Наверно, мымра догадалась, что я болтал с Эритой после ужина! Ну, сейчас начнет мораль читать, про уважение, достоинство и все такое. А то еще его сиятельству наябедничает, что я непочтительный. Добавят дней к аресту…»
Чтобы отвести от себя подозрения, Огонек читал вечернюю молитву громко, с выражением, не отводя глаз от алтарика на угловой полке, где стояли три глазурованных фигуры каменного литья. Громовержец смотрел на кадета твердо и властно, как штабс-генерал Купол, держа в левой руке шар Мира, а в правой — грозный молот. По сторонам, как велит канон, ласковая Дева-Радуга и крылатый Ветер-Воитель в плаще, с мечом и свитком, в ореоле развевающихся волос.
Пока Мана не потушила лампу, колеблющийся свет играл на лице Девы, делая ее похожей то на Эриту, то на Лару.
Забравшись в скрипучую кровать и накрывшись одеялом, Огонек понял, что не уснет. Волнение не даст. Оставалось лишь пялить глаза в темноту и переживать.
Обе девчонки такие хорошие, что впору заскулить от восхищения. Эрита манящая, Лари привлекательная, как тут быть? С Эритой под руку не погуляешь! А Лари неизвестно где, что с ней? Как ее найти?
Отсвет керосинового фонаря едва заглядывал в окно, забранное кованой, еще от монахов оставшейся решеткой с приваренной к старинному железу шиной заземления. Снаружи ветер шелестел мокрой листвой.
Огонек ломал голову, стараясь понять, почему зов Лары прозвучал из Бургона. От места падения шара до владения принца миль двести пятьдесят, сейчас там ходят только воинские эшелоны, на чем же Лари добиралась? И почему голос был не ее, а другой девушки?
Но важнее всего было то, что она помнила, помнила его! Даже если ей отказал дар вещания — изредка это бывает с медиумами, — она попросила другую бросить клич. Но кого? Гадалку, нелегальную вещунью? И та рискнула задаром, зная, что ее могут вычислить и изловить? Все слишком странно.
