— А хочешь, я тебе сейчас твою Бразилию покажу…
Не успела Оксана отскочить, как Чэсь схватил ее двумя пальцами за нос и потянул вверх.
На миг девочка онемело от неожиданности, от этой наглости; к тому же было так больно и неприятно… Но через миг, стараясь вырваться, она нечаянно наступила твердой, рифленой подошвой кроссовки на Чэсеву босую ногу. Чэсь охнул и выпустил ее нос. От злости Оксана еще раз повторила этот «прием», уже нарочно.
— Ты что! — вскричал Чэсь и, согнувшись, схватился за ногу.
Его поза, была такой заманчивой, такой неустойчивой, что невозможно было не попробовать победить его до конца… Оксана легко толкнула его в плечо. Чэсь потерял равновесие, упал на спину, но тут же упруго вскочил:
— Ну, погоди!..
Но Оксана быстрой и суровой расплаты ждать не стала. Не успел Чэсь отряхнуть песок из шорт, как она уже сидела на высоком заборе, — благо в кроссовках легко было взобраться по гладким доскам, подошвы не скользили.
Как кошка, девочка сверху следила за Чэсем, готовая при первом его подозрительным движения спрыгнуть во двор.
— Ах! — воскликнула вдруг она и схватилась за карман, стараясь задержать монету, что вываливалось оттуда.
Но поздно! Монета выскользнула из руки и шмыгнула где-то в траву под забор. Через мгновение она была уже в кулаке у Чэся. Почему-то мальчик тоже, прежде чем спрятать монету, схватился за свой карман, запустив туда руку.
— Дырка, — смущенно проговорил он.
— Чесик, отдай! — взмолилась Оксана.
— Еще чего.
— Отдай, это не моя монета!
— Конечно, не твоя, а моя.
(Еще бы — кто бы отказался от такого трофея, добытого в «честным бою»?)
— Чесик, ну хочешь, я признаюсь, что наврала тебе?
— Гм… Хочу.
— Тогда отдашь?
— Отдам.
— Поклянись!
— Ну, клянусь.
— Я соврала тебе про Бразилию… Никуда я не еду, здесь буду, в Поплавах. И мы будем дружить, как ты хотел…
— Вот как? Ну, когда ты приедешь на каникулы, тогда и поговорим.
И Чэсь, беспечно насвистывая, повернулся к девочке спиной с явным намерением — пойти.
В голове у Оксаны промелькнуло, что нужно принимать крайние меры, — звать на помощь отца (хотя она всегда считала — последнее это дело, жаловаться родителям…).
— Отдай! Ты же поклялся! — в отчаянии крикнула она.
— Я же тебя просил признаваться, — Чэсь, однако, остановился. — Ну, да: я солгал, когда клялся. А ты солгала о Бразилии. Вот мы и квиты. Ты врешь, почему и мне нельзя?
Такой жестокости девочка даже от него не ожидала. Она всхлипнула вытираясь, и краем глаза увидела, что Чэсь как бы растерялся.
