Папа поговорил. И мама мальчика вздохнула….
И вдруг мальчик чихнул…
– Зачем ты пустил пса? Он будет прыгать в постель…
– А… – подумал мальчик, – значит, пес тут у них вечно околачивается, а я сплю в комнате. И мне иногда страшно. А жаловаться нельзя…
– Пса? – папа встал и открыл дверь. У порога лежал пес…
– А кто же чихает? – спросила мама.
– Я чихаю, я. Ты не узнаешь, – сказал папа и посмотрел под кровать. Он увидел сына и сказал своей жене.
– Так устал на работе. Хочу спать…
Удивительно, но мальчик тоже заснул. Прямо на полу… Под кроватью.
Ночью мама пошла… ну вышла на минуту…
И папа еще раз посмотрел под кровать и спросил: – Хочешь, я перенесу тебя в твою комнату, пока мама не видит?
И не дождавшись ответа, перенес спящего сына на его кровать…
– Что хотел узнать сын? – думал папа и вдруг начал чихать и чихать…
– Я пойду посмотрю, как спит наш сын, – и мама увидела, что сын спит какой-то взъерошенный и одеяло скинул.
– Только бы не заболел. У меня отчет, – подумала мама.
Вернулась и увидела спящего мужа…
– Устал, – подумала она.
Утром папа шепотом объяснял сыну, что такое мужская солидарность: это когда я увидел тебя не там, где ты должен быть и промолчал.
– А потом ты увидишь меня не там, где я должен быть, и тоже промолчишь…
– А где я тебя увижу? На крыше? В небе?
– Нет, это для тебя непонятно, пойдем завтракать.
Так я и не понял, что они меня так рано укладывают спать, – подумал мальчик. – Ну ладно, узнаю потом…
И был день. Прекрасный голубой светлый день 70-х. Наши каникулы. И был двор. Не всегда понимавший меня. Но сейчас покорно молчавший – что-то задерживались девчонки со скакалками и резинками.
И была лужа около гаража и помойки. И вдоль лужи ходила молодая соседская собака Жулька. Ее выпускали гулять на целый учительский день (учителя в каникулы тоже работали). За ней следили всем двором. И все равно Жулька иногда успевала съесть какую-то дрянь…
И были голуби – их тогда было очень много, парами слетались на хлебные крошки. Крошки им сыпали все, но больше всех – хозяйка Жуль-ки, учительница Мария Ивановна. В блокаду она ела столярный клей. Она первая рассказала нам о блокаде. На другой день мы с подругой и сыном Марии Ивановны решили попробовать на вкус столярный клей. Не успели. Нас поймала сама Мария Ивановна. Она не ругала. Сына она била без нас.
И была музыка. Из окна соседа. Взрослого соседа. Он каждый день играл «Полонезогинского» – это я произносила в одно слово. Он учился в институте и хотел жениться.
