Пальцы жестко захватывали гаечный ключ и, поскрипывая, поворачивался болт, после тянулись к отвертке, молотку, зубилу. Несколько движений — и насос разобран. Коршунов протер детали ветошью, промыл в керосине. Не торопясь, вырезал из резины новые прокладки. Собрал насос. Теперь он стоял на верстаке, поблескивая массивным корпусом, все тот же старый, но уже не похожий на прежний.
Коршунов вышел на порожек слесарки, сел. День был тихий. Осень еще не подсушила листву, и солнце светило ярко, лишь к полудню дали заволакивало белой дымкой.
Он хотел спуститься вниз, отнести продукцию, но голос подошедшего остановил.
— Погоди, Михаил Алексеевич. — Сычев посмотрел на него пристально, подал руку. — Здравствуй. Может, покажешь свои владения.
— А что показывать…
— Воздух здесь действительно хорош. Будто ключевая вода.
Возле верстака он остановился, оглядел комнату.
— Вот так и живу… — сказал Коршунов.
— Насосы мастеришь? Тоже неплохо. А я думал, все еще штампы изобретаешь.
— Наизобретался, хватит. Что на заводе, нового?
— Все по-старому.
— Двухсоттонный пресс пустили? — спросил Коршунов и замер. Сычев молчал, словно нарочно, перебирал инструмент, подбрасывал на ладони, словно примериваясь.
— Пустили. Еще в июне.
— И как?
— А так, как всегда. Речи произнесли, ленточку разрезали, а после хоть трава не расти. Стоит как памятник. Все довести не могут.
— Как мой штамп?
— Лежит в углу, хотели в металлолом сдать. Не дал я. Вдруг хозяин вернется.
Сычев прошелся по слесарке, потрогал зачем-то крашенную синей краской стену.
— Мне и здесь хорошо. Надоело по общежитиям чужую храпотню слушать. Глядишь — и жизнь пройдет.
— Да, устроился. Как на каникулах… Если в свой цех не хочешь — давай ко мне. Я теперь — начальник участка. Поработаем.
Сычев еще раз окинул слесарку взглядом. Блестели верстаки, на окнах цвели тощие гераньки.
— Погожу пока, — сказал Коршунов.
— А насосы чинить — это для шабашников. А ты — слесарь. Подумай.
— Что думать? Ясно, как день…
— Да и женщин в городе все равно больше… — Сычев улыбнулся, направился к выходу.
— Ну это брось. Все узнал, все разнюхал. Тебя, что, специально прислали, как в командировку, да? И про штамп врешь, работает, за милую душу! А теперь захотелось облагодетельствовать, знай наших… Приедешь — скажи, что не вышло.
Сычев остановился, но ничего не сказал. Поднялся по скрипучей лестнице, вышел. Коршунов резко встал, подошел к верстаку. Насос стоял пузатой, неуклюжей грудой металла. Он сбросил его на пол и выбежал на воздух. На пороге столкнулся с Федей. Время шло к обеду, он сумел сыграть десять партий в городки, дышал тяжело, на круглом лице ни одной морщинки, нормальное питание и тренировки шли на пользу.
