Катихизатор Фома Танака из Вакаяма пишет, что он, катихизатор епископальный и катихизатор пресвитерианский открыли втроем совместную проповедь против язычества, — слишком уж нападают там, в Вакаяма, на христианство–де. Приглашали и католического катихизатор а присоединиться к ним, но он не захотел. Не следовало и Фоме единиться в проповеди с протестантами. Впрочем, ничего из этого не выйдет дурного, потому что и самая проповедь их, вероятно, не будет иметь никакого значения; если же оное окажется, то Фома не применит потянуть на свою сторону, потому что довольно силен против недоверков.
13/25 февраля 1899. Суббота.
Петр Исикава приносил на просмотр свою проповедь очередную, которую будет говорить завтра, и рассказывал, между прочим, как в Одавара, около стада овец наших, отпугнутых дьявольским наваждением от пастыря, постоянно ходили волки, стараясь расхитить их: пресвитериане устраивали проповеди для них, стараясь убедить присоединиться к ним, католический патер многократно наезжал из Йокохамы и посещал Михаила Кометани и других, представляя, что вот это, мол, и зло в православии — женатые священники, жены которых способствуют смутам, у нас–де не так, — священники одинокие, и потому пожалуйте к нам, и прочее. Но ни единого не перетащили к себе; христиане наши слишком сведущи и опытны, — знают, по сличенью, что православие — единственное истинное христианство. И благодать Божия к тому же хранила их. Теперь, кажется, волкам уж совсем нет дела.
Всенощная сегодня — до проповеди — продолжалась два с половиной часа. У Львовского тянуть — болезнь неизлечимая; сократить бы одни концы, то есть не тянуть заключительные слоги безобразно долго, — на полчаса была бы служба меньше. Сотни раз толковал о том ему, но куда! — Принужден был сегодня велеть на будущее время читать, а не петь песнь «Покаяния отверзи ми двери»; ровно десять минут поют ее, — на глас и на высоких нотах девчонки верещат, точно кошки.
Болезнь держала в комнате вплоть до сегодня. Завтра непременно буду служить. И от кошмара, кажется, освободился, наведенного этими отцами, которых я извлек из России. Молюсь много лет, «чтобы Господь Сам избрал и приготовил проповедников для сей страны», и вдруг вообразилось, что мне нужно усиленно хлопотать о том. Выхлопотал. Приехали. Уехали. Но пока уехали, с тех пор, как стали болезновать — один болезнями, другой скверностями, — сколько души утекло на них, души, которая производительнее могла бы быть употреблена на переводы и другое дело Церкви! А также и денег на жалованье им немало брошено в печь. Польза от них? От о. Андроника, быть может, некоторая для некоторых в Оосака. От хихича Вахаревича едва ли что перепало Церкви в нравственном смысле. Итак, нужно тверже веровать в Бога. Молиться и надеяться, что молитва не пропадет. А стало быть, вперед не хлопотать о миссионерах из России, а предоставить Богу удовлетворить сию нужду. Самому же, не переставая молиться, делать, что предлежит, без уныния, без вялости, без холодности к делу. Радостно почувствовал я все это за нынешней всенощной.
