Петроградская сторона напоминает некоторые улицы на левом берегу Сены.
По просьбе Риты нам
досталибилеты на «Лебединое озеро». В роли Зигфрида – солист с грузинской фамилией. Мне здесь все кажется символичным. Топорная, оглушающая символика. Приме-балерине зал аплодирует чуть не стоя. Но по настоящему стоя, с какой-то необъяснимой экзальтацией, – людям в царской ложе. Это Рита говорит «царская», а средних лет дама, локтем толкая мужчину во френче, восторженно шепчет: «Посмотри, кто в
правительственной!» В правительственной некто вполне мизерабельный – круглый, зализанный и тоже во френче. Здесь такая униформа.
На четвертый день мы отправились искать Ритину тетку, троюродную сестру отца, так, кажется. Адрес был на конверте. Вторая линия Васильевского острова.
У двери одна кнопка и список фамилий с количеством звонков, кому сколько звонить. Последняя цифра – десять. Нужную нам фамилию мы не нашли и позвонили один раз.
Открыла седая дама, сказала через цепочку, что
такойздесь уже нет. Задержалась взглядом на Ритином пальто и туфлях. Выражение лица у нее было испуганное.
Когда оформили наши документы, выяснилось, что жить, по крайней мере, первое время, мы будем за городом. Это место называется Гатчина. Грубое слово. На мой сегодняшний слух, по крайней мере, звучит как оплеуха. «Знаешь, там есть дворец и парк», – так сказала Рита, и обняла меня.
В Гатчину надо ехать около часа по железной дороге с Балтийского вокзала. Мы сели на трамвай неподалеку от гостиницы, при нас было только самое необходимое, и, конечно, Ритина скрипка и мой ремингтон, из-за которого возникли некоторые проблемы с пограничниками. Почти все вещи, книги, кое-какая утварь застряли на таможне. Сотрудник НКВД, курирующий нас, обещал доставить их в новое жилье.
Ехали мы не долго и почти все время прямо. Когда мы вышли на привокзальной площади, и я увидел здание вокзала, то не смог сдержаться, поставил чемоданы на мостовую и закрыл руками лицо: этот вокзал был почти копией Восточного вокзала в Париже.
Мне показалось, что я схожу с ума или что всё вокруг нас, всё, кроме этого вокзала, – сон, который снится нам с Ритой, и мы вот-вот проснемся одновременно, как тогда, на улице Гэте, когда Рита шепталась с наперстянкой.
Вокзал стоит в глубине небольшой площади. Наверное, поэтому я не видел его, когда приезжал в этот район к своему родственнику. Наше родство сводится к общим прадедам и общей фамилии. Он никогда ничего обо мне не слышал. Его семья живет на углу Международного проспекта и Обводного канала, адрес мне дал наш куратор. Я был один, без Риты: не знал, какой прием будет оказан, и не хотел ставить ни ее, ни их в неловкое положение.
