— Нет, господин Бурак, — сказал он твердо, — это невозможно.
— Почему же, герр Карновский? — быстро спросил Соломон. — Почему нет?
— Во-первых, мой сын учится. Сначала человек должен получить образование, а потом заводить семью, — ответил Карновский.
Соломон Бурак махнул рукой.
— Об этом не беспокойтесь, герр Карновский, — перебил он, — я готов его содержать. Пускай себе учится, у него будет все, что надо.
— Я, слава Богу, могу и сам содержать своего сына, пока он учится, — гордо ответил Карновский.
Соломон понял, что сказал не то, и попытался исправить положение:
— Герр Карновский, я знаю, что вы ни от кого не зависите, но я буду относиться к вашему сыну, как к своему.
— Во-вторых, — спокойно продолжил Карновский, — мой сын еще молод, торопиться ни к чему. Молодой человек в его годы должен учиться, только учиться и не забивать себе голову посторонними вещами.
Соломон Бурак попытался обратиться к испытанному способу — к деньгам:
— Герр Карновский, ваш сын ни в чем не будет нуждаться, я сделаю его счастливым.
— Нет, — ответил Карновский.
— Я помогу вашему сыну. У меня тысячи друзей в городе, я смогу его пристроить. Положитесь на меня. Соломон Бурак всегда добивается своего.
— Нет, — холодно повторил Карновский.
Соломон Бурак заложил большие пальцы в проймы жилета.
— Значит, я недостоин быть вашим сватом, герр Карновский? — спросил он, скривив губы в презрительной улыбке. — Вот оно что.
— Вы сами это сказали.
Соломон Бурак несколько раз глубоко затянулся и швырнул сигарету в пепельницу. Подойдя к Карновскому вплотную, так, что тот даже отстранился, он заговорил с жаром:
— Вот что, герр Карновский. Если бы дело было во мне, я бы не пришел. Для себя я достаточно хорош, все, что у меня есть, я заработал своими руками, и стыдиться мне, слава Богу, нечего. Но речь идет о моей дочери, о ее счастье. Тут моя честь для меня ничто, гроша ломаного не стоит.
— Не понимаю, что вы хотите этим сказать. — Карновский несколько растерялся.
— Ладно, я невежда, — продолжал Соломон, — я простой человек, не буду спорить. Но дочь я выучил. Она прекрасно образованна, умна, благородна. Вы можете стыдиться меня, но стыдиться ее у вас нет причины. Ради нее я готов на все на свете, даже унижаться перед вами, герр Карновский. Потому что это моя дочь и она несчастна.
Карновский по-прежнему был вежлив, но холоден.
— Я сочувствую вашей дочери, герр Бурак, — сказал он спокойно, — но ничего не могу поделать. У каждого свои принципы.
