Клокман промолчал. В голове у него крутилась какая-то мысль. Он пригляделся к испытательной таблице на экране телевизора. Потом он попытался разобрать, что изображено на загнутом листе иллюстрированного журнала, который торчал из ящика.
— Мы остались ни с чем или почти ни с чем; почитай все, — принялся сокрушаться Палек, и теперь казалось, что по его щекам между серыми отвислыми складками и впрямь струились скорбные ручейки. — Ну, хорошо, — продолжил он и провел рукой по волосам, — я себе понемногу откладывал кое-что: военные сапоги, столовую посуду, зубные коронки, наручные часы — главным образом наручные часы. Тому, кто подох, они ведь уже ни к чему. А сколько трудов, сколько возни?! — Он медленно поднял на Клокмана глаза, полные печали, но в тот же миг они вспыхнули от бешенства. — А теперь, когда у нас только первоклассный товар, теперь-то что творится? Сидишь на горе, под тобой сплошное великолепие, сплошные изыски — и никому они не нужны! О чем вообще люди думают? Они что — думают, мы все это для себя запасли? — И он едва слышно добавил: — Эти грязные скоты! Тупые задницы!
Клокман кивнул несколько раз подряд. Он был спокоен как манекен. К таким разговорам он уже привык и знал, что нужно сказать в ответ.
— Но ведь на то у вас есть мы, дорогой господин директор, — сказал он, — ведь для этого мы и существуем. Зачем мы были бы нужны, если бы мы не были нужны именно для этого.
Палек медленно встал:
— А польза-то будет? Порой вообще ни во что уже не веришь. — Он пожал плечами, на его пиджаке появились складки. — Подумать только, как трудно найти человека — подходящего человека. Вы понимаете, — он поднял руки и расставил их, словно его распяли на кресте. Какое зрелище.
— Но теперь вы его нашли!
Боясь, как бы Палек не затянул его в темный омут отчаяния, Клокман выпалил невпопад:
— Да тут все ясно. Рекорды всегда на пользу! Они обеспечивают рост продаж.
На обратном пути, шагая по автомобильной стоянке, Клокман заметил на небе среди звезд какую-то сияющую туманность. Она сияла так ярко, что, казалось, сама притягивала его взгляд. Но это была не звезда: вдоль длинных, озаренных полок пролетали дамы с красивыми прическами и сосками, и ему почти удалось заглянуть под их развевающиеся юбки. Но его заворожило не это: на полках почти бесконечной шеренгой, словно часовые, стояли навытяжку гигантские бутылки виски, коробки с сигарами, флаконы с духами: от них исходило сияние!
Раздался колокольный звон: Клокману почудилось, будто он заглянул в блестящий зев раскачивающегося колокола.
