Ноа почувствовала, как ее охватывает раздражение. Валласу следовало точнее сказать ей, что именно его интересует; она не могла отправить ему такое количество данных. И тогда она решила сделать выборку, надеясь, что этого будет достаточно. В конце концов, она не собиралась брать с него денег за дополнительную работу. Ноа не имела ничего против того, чтобы время от времени помогать своим коллегам-хакерам, даже если они испорченные детки богатеньких родителей. А Валлас сделал много хорошего через свой /АЛЬЯНС/.
Она начала случайным образом открывать папки, переписывая их на флешку, решив, что двадцать — вполне хорошее число. А если того, что ищет Валлас, не окажется среди них, ничего не поделаешь — такова судьба. Ноа требовалось навести порядок в собственном доме.
Переписав двенадцать папок, она вдруг замерла, увидев название: ПОДОПЫТНЫЕ ПАЦИЕНТЫ. БОСТОН. Впрочем, не сама эта фраза привлекла ее внимание — третья папка была озаглавлена «Ноа Торсон».
Каблук Питера выбивал по полу равномерный ритм — привычка, оставшаяся с детства, и он ничего не мог с ней поделать, хотя и видел, что действует Бобу на нервы.
Впрочем, для разнообразия отец не стал по этому поводу выступать.
— Повтори дословно, что сказал Мейсон. — Он наклонился вперед на своем кресле, поставив локти на колени и сжав ладони.
— Я уже говорил, — нетерпеливо ответил Питер. — Он сказал, чтобы я передал тебе и маме привет, что он пришлет кого-нибудь починить дверь и чтобы ты ему позвонил.
— Сразу позвонил? — допрашивал сына Боб.
— Как только тебе будет удобно. — Питер развалился в кресле, но нога продолжала выбивать чечетку. — Это слово в слово то, что он сказал.
Его родители обменялись взглядами.
Они подъехали к дому через несколько минут после него, в самом начале двенадцатого, и сразу же потащили сына в кабинет отца.
Питер сидел, а его взгляд то и дело обращался к следу большого ботинка на ковре у кресла. Входную дверь уже починили к тому времени, когда он вернулся домой, и этот отпечаток оставался единственным свидетельством того, что он ничего не придумал. Впрочем, родители ему сразу поверили. Но все равно обращались с ним так, будто он сделал что-то отвратительное.
Его мать, которая стояла, прислонившись к письменному столу отца, нервно теребила жемчужное ожерелье. Присцилла была в своем официальном повседневном костюме от Гуччи стоимостью в тысячу долларов. Косметика собралась в морщинах вокруг глаз и губ, волосы торчали в разные стороны, как будто она то и дело запускала в них руки.
