Гарнет вскинул щетку и метнул ее в нашу сторону. Одну секунду он обозревал стену, словно что-то обдумывая, а затем быстро направился к двери в глубине комнаты. Двигался он неловко и, сделав два-три шага, стал крениться на бок, как корабль, качающийся на волнах в бурном море, после чего неожиданно головой вперед нырнул в пустой бассейн. Раздался сдавленный крик, затем грохот падения.
Мы кинулись к бассейну и свесились за его борт.
Гарнет лежал прямо под нами на дне бассейна, на семь-восемь футов ниже, чем находились мы, лежал на спине, подогнув под себя одну ногу и раскинув руки, как спящий на постели. Из-под головы его растекалась лужа крови.
Недолго думая, я сел на бортик и, осторожно спрыгнув вниз, очутился рядом с Гарнетом. Подняв руку, он стягивал с нее бинт. Я с ужасом увидел, как на дно бассейна с бинта упал сморщенный кусочек плоти. С горящими глазами Гарнет расстегивал теперь рубашку, под которой виднелся другой бинт.
Наклонившись к нему, я взял его за руку и пощупал пульс. Пульс был слабым и аритмичным. Губы Гарнета уже начали синеть.
Выдернув у меня свою руку, он одним движением сорвал марлю с лица. Одну секунду щеку его прикрывало родимое пятно Кросби, и тут же оно скользнуло вниз к губам Гарнета.
— Как он там, доктор Ватсон? — тихонько спросил Макинсон.
Я покачал головой, не сводя глаз с Гарнета, отнявшего теперь от лица жуткий свой трофей и крепко сжимавшего его в руках. Потом он стал лихорадочно теребить его, приговаривая хриплым голосом:
— Помоги мне, помоги, исцели меня!
— Вызвать карету скорой помощи? — спросил сержант Хьюитт.
Я поднял на него глаза и покачал головой.
Макинсон тоже спрыгнул в бассейн и присоединился к нам. Я размотал бинты, стягивающие грудь Гарнета. Сомнений в том, что я увижу под ними, как и в том, что окажется под бинтами на шее, у меня не было.
— Зачем вы это сделали, Фрэнк? — мягко спросил Макинсон, наклонившись к самому лицу Гарнета.
Тот что-то пробормотал, как будто желая ответить.
Я обнажил грудь Гарнета и, как и ожидал, обнаружил на ней лоскут кожи, удаленный с тела Теренса Уэзеролла. Но под этим пятном я увидел и нечто другое — пятно винного цвета такой величины и яркости, что, вопреки содеянному им преступлению, сердце мое переполнилось жалостью к этому человеку. Собственное родимое пятно Гарнета было сплошь изъязвлено нарывами, зловонными и гноящимися.
Макинсон теперь почти приник к Гарнету, приблизив ухо к его рту.
— Я не слышу, что вы говорите, Фрэнк.
