— Я очень интересуюсь древнегреческим искусством. Скажите, это Афродита? — с обаятельной улыбкой спросил Холмс у консула.
— Нет-нет, — ответил тот, встал из-за стола и, слегка прихрамывая, подошел к статуэтке, стоявшей на столике в другом углу кабинета, — вот Афродита!
— О да, конечно! — сказал Холмс. — Позвольте еще раз поблагодарить вас, господин Леонтиклес. Мы не будем больше отнимать ваше драгоценное время.
* * *
— Мы продвигаемся вперед, Ватсон, — сказал Холмс, когда мы сидели в кэбе, направлявшемся на Белгрейв-сквер. — Вы заметили, как он прихрамывает?
Разумеется, я это заметил.
— Причем прихрамывает точно так же, как я после того, как упал, споткнувшись о полено на Харрингтон-Мьюз, — сказал я. — Почему вы не приперли его к стенке?
— В этом не было необходимости. Он и сам обо всем догадался.
— Но теперь, когда он знает, что вы подозреваете его в проникновении в дом Симеонова, не решится ли он бежать за границу?
— Нет, Ватсон, — улыбнулся Холмс, — думаю, этого опасаться не стоит.
В турецком посольстве нас встретил привратник, напомнивший мне джинна из сказки про лампу Аладдина. Он был одет в черные шаровары и богато украшенную зеленую тунику, а на ногах красовались туфли с загнутыми носками. Не сказав ни слова, он взял у Холмса визитную карточку и ушел, чтобы отнести ее Орман-паше. Через несколько минут к нам вышел мрачный молодой человек в феске и отвел нас в кабинет паши.
На этот раз Орман-паша был одет не в парадный мундир, а в черный сюртук. Когда мы вошли, он встал из-за стола, за которым сидел, и тепло нас поприветствовал.
— Мистер Холмс, — сказал он, жестом приглашая нас сесть, — могу ли надеяться, что вы принесли хорошие новости?
— Мы приближаемся к разгадке, — ответил Холмс, — но пока еще остаются некоторые непроясненные моменты. Я надеюсь, что катастрофу можно будет предотвратить.
— Для меня большое облегчение слышать это от вас, мистер Холмс, — ответил паша.
— Тем не менее я хочу задать вам несколько вопросов, а после этого — встретиться с полковником Юсуфоглу, — сказал Холмс, откидываясь на спинку стула. — Орман-паша, если предположить, что болгарский эмиссар был убит не агентами вашего правительства, то у кого еще были мотивы, чтобы убить его?
Паша немного подумал.
— Мне кажется, что из всех гостей, присутствовавших на обеде у лорда Эверсдена, ни у кого не могло быть такого мотива. Все эти люди занимают высокие дипломатические посты, и я совершенно не представляю, что любой из них мог бы выиграть, совершив подобное деяние.
