В детстве я, как многие дети, довольно часто болел. И как это было принято в интеллигентных семьях, при серьезных заболеваниях родители приглашали «частных» врачей. Причем этих врачей рекомендовали своим родным и знакомым, и получалось, что все мы лечились у одного врача. Так вот, в течение долгого времени в качестве такого «межсемейного врача» выступала Нина Ивановна Знаменская. Это была статная женщина с красиво уложенной прической. В те времена врач, приходя к больному, первым делом мыл руки, и поэтому для него заранее готовилось чистое полотенце. При начале осмотра врач просил дать чайную ложечку, чтобы осмотреть горло, требуя высунуть язык и сказать «А-а-а-а!». Поэтому чайную серебряную ложечку тоже держали наготове и подносили на блюдечке. Впрочем, также себя вели и районные врачи с той разницей, что обычно сильно торопились, в отличие от частных. Времена меняются, и когда я последний раз вызывал к теще врача, эта симпатичная молодая докторесса рук не мыла, а попросила дать ей бахилы!
Но вернемся к Нине Ивановне. Я рос, детские болезни отступали, теперь на приеме у врача с трудом вспоминаешь, что ответить на вопрос: «Чем болел в детстве?». Я мужал, продвигался по работе, «улучшал свои жилищные условия». В начале восьмидесятых годов я жил в Гольянове в ведомственном доме. В те времена Гольяново еще не было так застроено. Вблизи был неухоженный пруд. В общем, это было хорошее место для гуляния с собакой, а у нас тогда была эрдельтерьерша по кличке Шерри. И было очень приятно в выходной солнечный день утром выйти с ней погулять на природу. Ну, эрдельтерьеров вы представляете — рыжая морда, лапы и живот и черный чепрак (спина). Мы были с ней под стать, у меня была рыжая борода, сам был в расцвете сил, и гулять с собакой выходил в своем любимом шоферском полушубке, описанным мною в рассказе «Мой Серебряный Бор». Мое убранство дополняла черная цигейковая ушанка и кожаные варежки. Одним словом, этакий русский богатырь, достойный кисти Кустодиева.
И вот выхожу я однажды зимним субботним солнечным утром с Шерри из подъезда и вижу: у нашего подъезда останавливается «Москвичок», и из него выходит невысокая седая женщина, мне по грудь, но чем-то удивительно знакомая! Ба! Да это же Знаменская! «Нина Ивановна, здравствуйте!» — радостно говорю я. — «Здравствуйте», — довольно сухо отвечает она. — «Вы меня лечили!» Посмотрев на меня снизу вверх и окинув взглядом, Нина Ивановна говорит: «Видно, что неплохо лечила!»
