Поляна, 2014 № 02 (8), май | страница 33



— О! Я совсем еще нездорово говорю по-русски. Я пять лет учился в Москве, потом работал как гид в Риме. Я люблю русский язык. Он имеет много специфики… я не знаю, как сказать… Понимаете, он какой-то… нерамочный… неюридический, так если можно говорить. Есть, конечно, законы: произношение, грамматика и так дальше… Но они все — как в вашей жизни. Как это… «Закон — что дышло»… Так?

— Так.

— «Как повернешь, так и вышло». В русском языке иностранцу как бы очень трудно, сложно, но в то же время свободно. Такая вот сложная свобода, если можно так говорить.

— Это вы, Марко, хорошо сказали: «Сложная свобода».

— Кто-то из русских философов сказал: «Цветущая сложность».

Марко, пыхтя, тащил мой чемодан к машине, и этот совсем небольшой чемоданчик казался очень большим, а Марко — очень маленьким, как муравьишка с большой щепкой.

До субботы у меня оставалось два дня, и мы с Марко решили, что я проведу их в Риме. Номер для меня был забронирован. Так и сделали.

Думаю, что говорить о своих впечатлениях о Риме — это и пошло, и глупо. О Риме сказано все. Причем — совсем неглупыми людьми. А еще раз экстатично закатывать глаза и произносить замыленные банальности в стиле советских искусствоведов или в стиле постсоветских туристических журналов — это не для меня. Могу сказать одно: у меня создалось полное впечатление, что здесь я уже не раз бывала и еще не раз побываю. Как будто вдруг встретилась с очень близким по духу человеком, и кажется, что знаешь его всю жизнь.

А еще Рим мне показался по сравнению с Москвой тихим, уютным провинциальным городом. Мудрый старец, вспоминающий свое бурное прошлое. Тихий, терапийный. Нечто среднее между курортом и домом для престарелых. А Москва — это такая женщина средних лет, которая развелась, вышла замуж за молоденького и приобрела второе дыхание. В сорок пять… Но это все, конечно же, глупости…

В пятницу вечером я сидела в номере и листала русско-итальянский разговорник. Звонок. «Т. Т.» все так же, с уютной расстановкой:

— Здравствуй, Дуся.

— Привет, Тимур. Как дела? Как Вадик?

— Нормально, спасибо. Извини, что не перезвонил перед твоим отъездом. Забегался. А наспех не хотелось. У тебя там римские каникулы?

— Ага. Все здорово.

— Надеюсь. Ну, в двух словах, что скажешь о нашей героине?..

— Ты знаешь, Тимур, тяжелое впечатление.

— Еще бы. Я ведь ее неплохо знаю, Дуся.

— Вот как?..

— Очень давно у нас был… было то, что называют романом.

Мы помолчали. Каждый о своем. У меня вкрадчиво, как-то с ехидством заныла левая ключица. За пару секунд я успела немного запыхаться. Неужто это — ревность?