- Никто не обидит, Лёль! Никто не посмеет! – Мишкины губы касаются его виска. – Никому не отдам!... Ты – мой!
Но тут в коридоре топочут маленькие пятки, и на пороге кухни возникает испуганный Юрка:
- Пап, это – гроза?
- Это – салют, - Олег берет сына на руки и подходит к окну: - Видишь, как красиво?
Но сонный малыш мотает головой:
- Когда так громко – некрасиво! – отворачивается от разноцветных всполохов, прячет лицо у отца на плече. Потом, чуть развернувшись к Мишке, выдыхает: - Миш, ты – боишься?
- Нет, - улыбается Миша. – Я ничего не боюсь. Пойдем ложиться, а?
Они уносят сына в комнату, и пока Олег укрывает его одеялом, Миша достает из шкафа плед и пристраивает на вбитые над рамой гвозди. В комнате становится тише и темней. Олег сидит на краю Юркиной постели, накрыв большой ладонью крохотные пальчики. Мишка опускается на пол у его ног, прислоняется спиной к его коленям. Юрка что-то еще тревожно бормочет, потом затихает и через несколько минут дышит уже ровно и спокойно. Олег выжидает еще какое-то время, ласково касается Мишкиного плеча – и понимает, что тот тоже спит. Олег ерошит его затылок:
- Минь, пойдем ложиться?
- А? – вскидывается Мишка. – Прости, я задремал…
У них многолетняя традиция – секс в новогоднюю ночь. Но сейчас Олег видит, что Любимый устал. В постели Миша кладет руку ему на пах:
- …Новый год же?!...
- Спи, заяц. Спи! Всё – завтра!
- Ок, утром, – сонно шепчет Миша. – Это всё аврал дурацкий. И коньяка не надо было пить.
Олег кивает, едва дотрагиваясь, гладит любимого по плечу и чуть отодвигается на кровати – так, что касаются теперь только их ступни и ладони. Салюты за окном грохочут канонадой, то набирая крещендо, то затихая, словно удаляясь. Вскипают и стихают у подъезда оживленные голоса, лает собака, улюлюкают сирены сигнализаций. Потом всю эту какофонию для Олега отодвигает мерный звук Мишкиного дыхания. И его веки тоже смежает усталость.
Утро наступает серым, мутноватым светом. За окном – тишина. Олег выпутывается из-под одеяла, повыше взбивает подушку и с улыбкой смотрит на своего Миньку. Тот спит, по-детски подложив ладонь под щеку. Но от взгляда мужа обсыпается, придвигается ближе и, глядя сквозь прищуренные ресницы, с улыбкой шепчет:
- Трахать будешь – не буди!
Лёлькины пальцы бережно проводят по Мишиной скуле. Миша смешно морщится, затягивает ласкающую ладонь себе под щеку. Потом, качнув бёдрами, прижимается к Олегову утреннему стояку. Широко распахивает глаза и смотрит на Любимого тепло и лукаво:
