Октавиус (вскакивает, сжимая кулаки). Кто этот негодяй?
Энн. Она не говорит.
Октавиус (снова рухнув в кресло). Какой ужас!
Тэннер (с едким сарказмом). Ужасно! Потрясающе! Хуже смерти, как считает Рэмсден. (Подходит к Октавиусу.) Ты бы, наверно, предпочел услышать, что она попала под поезд и осталась без ног или еще что-нибудь столь же благопристойное и заслуживающее сочувствия.
Октавиус. Как ты жесток, Джек!
Тэннер. Жесток? Но послушай, милый мой, чего ты, собственно, убиваешься? Вот женщина, о которой все мы до сих пор знали только то, что она рисует скверные акварели, разыгрывает на рояле Грига и Брамса, бегает по концертам и по гостям, тратя впустую жизнь и деньги. И вдруг мы узнаем, что она бросила всю эту дребедень и обратилась к своей величайшей цели и самому высокому назначению — увеличивать, умножать и пополнять население земли. И вместо того, чтобы восхититься ее мужеством и возрадоваться проявлению великого инстинкта, вместо того, чтоб увенчать торжество женской сущности и возгласить в победном гимне «Младенец родился нам; сын дан нам», — вы, весело чирикавшие под траурным крепом, строите постные мины, и вид у вас такой жалкий и пристыженный, словно девушка совершила самое отвратительное преступление.
Рэмсден (рыча от бешенства). Я не потерплю, чтобы подобные гнусности произносились в моем доме! (Ударяет кулаком по столу.)
Тэннер. Слушайте, если вы еще раз оскорбите меня, я поймаю вас на слове и уйду из вашего дома. Где сейчас Вайолет, Энн?
Энн. А что? Вы к ней пойдете?
Тэннер. Конечно, я к ней пойду. Ей нужна помощь; ей нужны деньги; ей нужно знать, что ее уважают, радуются за нее; нужна уверенность, что ее ребенок ни в чем не будет нуждаться. От вас она вряд ли получит все это; пусть же получит от меня. Где она?
Энн. До чего вы своенравны, Джек. Она наверху.
Тэннер. Как? Под священным кровом Рэмсдена? Скорей, Рэмсден, идите и свершите свой жалкий долг. Выбросьте ее на улицу. Отмойте свой порог от прикосновения заразы. Восстановите чистоту английского домашнего очага. Я иду за кэбом.
Энн (встревоженно). Нет, нет, дединька, не надо!
Октавиус (встает, убитый горем). Я увезу ее, мистер Рэмсден. Она не смела являться в ваш дом.
Рэмсден (возмущенно). Но я только и думаю о том, как помочь ей. (Повернувшись к Тэннеру.) Кто дал вам право, сэр, приписывать мне столь чудовищные намерения? Я протестую. Я готов отдать свой последний пенни, чтобы избавить ее от необходимости искать защиты у вас.
