Бенедикт был физиологически моей противоположностью. Худой, узкокостный афроамериканец. Его глаза увеличивали гигантские очки, как у человека-муравья, которые были похожи на защитные очки факультета химии. Апполо Крид[1] вдохновился бы его большими усами и чересчур пышным афро. У него были тонкие пальцы женщины-пианистки, ноги, которым бы позавидовала балерина, и принять его за дровосека мог бы разве слепой.
Несмотря на это, или, может быть, благодаря этому, Бенедикт был самым настоящим «гулякой» и снял больше женщин, чем репер с радио-хитом.
— Что случилось? — спросил Бенедикт.
Я пропустил «Ничего» или «Откуда ты знаешь, что что-то случилось?» и перешёл сразу к «Ты когда-нибудь слышал о парне по имени Тодд Сандерсон?»
— Не думаю. Кто он?
— Наш выпускник. Некролог о нём на сайте.
Я повернул экран к нему. Бенедикт поправил выпученные очки.
— Не узнаю его. Почему тебя это заинтересовало?
— Помнишь Натали?
Тень легла на его лицо.
— Я не слышал, чтобы ты произносил её имя уже…
— Ага, ага. В любом случае, это её, или был её, муж.
— Парень, ради которого она тебя бросила?
— Да.
— И сейчас он мёртв.
— Очевидно.
— Так, — сказал Бенедикт, изогнув бровь, — она снова одна.
— Уязвимая.
— Я волнуюсь. Ты мой лучший друг-помощник на двойном свидании. Я, конечно, могу легко завести разговор с любой женщиной, но зато ты хорошо выглядишь. Я не хочу терять тебя.
— Уязвимая, — повторил я снова.
— Ты собираешься позвонить ей?
— Кому?
— Кондолизе Райс. Как ты думаешь, кому? Натали.
— Ага, конечно. И сказать что-нибудь типа: «Эй, парень, из-за которого ты меня бросила, умер. Не хочешь сходить в кино?»
Бенедикт читал некролог.
— Подожди.
— Что?
— Здесь сказано, что у него было два ребёнка.
— И?
— Это всё осложняет.
— Ты прекратишь?
— Я имею в виду двух детей. Она должно быть теперь толстая. — Бенедикт посмотрел на меня своими увеличенными глазами. — Как выглядит сейчас Натали? Два ребёнка. Вероятно, она сейчас коротенькая и толстенькая, так ведь?
— Откуда ты знаешь?
— У всех так происходит. Гугл, Фейсбук, и тому подобные источники в помощь.
Я покачал головой.
— Не у всех.
— Что? У всех. Чёрт возьми, я знаю это от моих бывших любовниц.
— И что, интернет справляется с передачей такого объёма информации?
Бенедикт усмехнулся.
— Мне нужен собственный сервер.
— Парень, надеюсь, это не эвфемизм.
Но за его улыбкой я увидел что-то грустное. Я вспомнил тот случай в баре, когда Бенедикт наклюкался особенно сильно, я увидел, как он смотрит на изношенную фотографию, которую держал в портмоне. Я спросил его, кто это.
