, но нам всегда приходилось сидеть среди наших родственниц и слушать их сплетни, песни и старые байки. Наверное, из-за того, что у нас не было отцов, мир мужчин — солнце, и пот, и запах одеколона, и громкие окрики — казался нам таким же далеким и загадочным, как неясный шум океана, такого далекого, что его можно увидеть только в телескоп.
Наше существование было полно ограничений, но, как ни странно, такая жизнь меня вполне устраивала.
Я знала, что многие шестнадцатилетние девушки в Калькутте жили совсем по-другому. Я часто видела по дороге в школу, как они втискивались в переполненные автобусы, громко торговались с продавцами овощей на улице, делая покупки для матерей, беззастенчиво перебирали каждый овощ на прилавке и надавливали на стручки фасоли, чтобы убедиться в их свежести. Стайки веселых подростков, похожих на бабочек, собирались у торговцев мороженым, где они покупали апельсиновый замороженный сок, хихикали, отирая яркие губы. Я видела, как женщины, молодые и пожилые, ловят такси, чтобы добраться до Нового рынка или Дальхаузи, а некоторые ловко лавировали на мотороллерах среди автобусов, пешеходов и важно мычащих бродячих коров. А иногда я замечала на какой-нибудь сумрачной улочке у цветочной лавки девушку, держащую за руку молодого человека и стыдливо опустившую глаза, пока он прикалывал ей цветок к волосам.
А их одежда… Сальвар камизы, прошитые серебристыми нитями, полупрозрачные дупатты, так красиво соскальзывающие с плеч. Некоторые, на западный манер, носили джинсы, узкие юбки, облегающие округлые бедра и открывающие тонкие щиколотки. Если они и носили сари, то похожие на те, в которые одеты героини в фильмах — а не домотканые одеяния с традиционными узорами, которые покупали для нас матери. Рукава блузок у таких сари практически отсутствовали, а на их спинках был довольно глубокий вырез, и вслед им свистели местные Ромео, которые вечно слоняются по улицам. Такие выходки заставляли меня краснеть.
Какими смелыми и обворожительными казались мне эти женщины, которые не должны были, как мы с Анджу, постоянно беспокоиться о своей репутации, как о хрупком стеклянном цветке. Они могли себе позволить то, о чем мы, дочери рода Чаттерджи, могли только мечтать. Если бы отцы были живы, матери были бы снисходительней к нам. Но казалось, что после обещания, которое Гури-ма дала мужу, вся жизнь в доме замерла, как в сказке про зачарованный замок, уснувший навсегда.
