Мать четырех ветров | страница 57



— Тебя в вожделенной Элории не кормят, что ли? Одни кости торчат, — донесся до взволнованного алькальда шепот князя. — Пошли, горемыка, приглашаю на ужин.

— Это еще зачем? — хмыкнул мальчишка, поднеся руку ко рту, то ли стремясь стереть с него следы поцелуя, то ли, нао­борот, пытаясь удержать при себе воспоминание. — Здесь по­говорить нельзя?

А потом они перешли на странный язык, изобиловавший шипящими звуками, но, несмотря на это, довольно мелодич­ный, и ди Сааведра перестал их понимать. Бывшие против­ники проговорили недолго. Мануэль Изиидо нашел свою шпагу и даже несколько раз пытался наставить ее на князя. Затем последний, будто потеряв терпение, сгреб мальчишку в охапку, забросил на лошадь, предварительно закутав в свой плащ, и сам вскочил в седло. Добыча по-девчоночьи повизги­вала и сыпала, судя по всему, страшными ругательствами. Жеребец мягко тронулся с места.

— Иногда за невмешательство благодарны больше, чем за помощь, — на прощанье громко проговорил Влад Дракон по-элорийски.

Фонарь зашипел, фыркнул и зажегся вновь. Но ни князя, ни его странного спутника на пятачке перед разрушенным храмом уже не было.

…Я размеренно шла по темной, пустынной улице. Предпо­ложительно пустынной, потому что плотную тканую повяз­ку, прикрывающую глаза, лишний раз трогать не хотелось. Я и так уже пару раз напортачила, понадеявшись на память и свернув вовсе не в ту сторону, куда вел меня прошлой ночью провожатый. Эта попытка, я поклялась себе, будет послед­ней. И если и сейчас мне не удастся отыскать дом, в котором происходила беседа с доксовым шпионом, я просто плюну. Вернусь в Квадрилиум, поплачу от бессильной злобы и, ус­покоенная, засну часиков эдак на двадцать, а лучше — на все двадцать пять. А потом пойду выяснять у начальства, лезть мне на башню или не лезть, чтобы подтвердить высокое зва­ние студентки университета, а может, чего-нибудь надуть в доказательство управления стихиями. Почему-то захотелось надуть маркиза — не фигурально, а по-настоящему. Я пред­ставила, как держу его за кончик длинной бороды, а он летит надо мной, как воздушный шар, покачиваясь в теплых вол­нах дневного бриза, и хихикнула. В этот момент пропал ве­тер, будто оказалась я внутри огромного башенного колоко­ла, окутанная звенящей тишиной. Под этой аркой меня точ­но вчера ночью проводили, и я точно так же подумала, что Источник близко. Я сняла повязку и прислонилась к камен­ной ограде. Небольшой зеленый фонарь, пристроенный на выступе полуразрушенного здания, освещал проем ворот. «Вот мы и вернулись, детка», — как сказал бы настоящий Ма­нуэль Изиидо в моем положении. «Не прошло и года», — по­думала я сама за себя. Это же уму непостижимо — полночи потратить на легкую, в общем-то, задачу. Что мы видим? По­кинутый храм. Но кое-какая остаточная магия в нем сохра­нилась — немногочисленные нити силы, пытающиеся про­браться с улицы, перерезались оградой, будто ножницами. А фонарь-то до боли знакомый… Я чувствовала спиной каж­дый кирпичик стены. Ну и что мне теперь делать прикажете? Горделиво пройти через освещенный двор и схлопотать от ночного татя отравленную стрелу под мышку или нож под ребро? Защитный нагрудник я по глупости не надела и те­перь раскаивалась в своем легкомыслии. И морок мелковат, надо было кем-то повыше и посолиднее представляться. Об­реченно опустила руку и достала из-за отворота сапога фляжку. Иравари меня до смерти заругает, если прознает обо всех моих заначках, а потом еще больше — за то, что слово разбойничье употребляю. От полынного зелья заломило ви­ски. Но мне удалось сплести еще один морок — недолговеч­ный кокон невидимости, под прикрытием которого я серой тенью прошмыгнула через двор. Уже поднимаясь по лестни­це, вспомнила, что сразу после арки повернуть надо было на­право — к двери, на удивление добротной среди повсемест­ного запустения. Сбежать вниз по ступенькам времени не было, невидимость растворялась в лунном свете, как сахар в кипятке. Ёжкин кот! Я плюхнулась на живот и забилась в ближайшую щель. Ну и ладно, все, что ни делается, к лучше­му. Я же шпионское логово собиралась только отыскать, а не врываться туда со шпагой наголо. Все равно теперь ждать, пока фонарь погаснет, на новый покров невидимости силе­нок мне уже не хватит. Я тихонько зевнула. Мыслей никаких особо не было, видимо сказывалась усталость, в голову лезли всяческие перевертыши, еще называемые палиндромами. Иравари такие выраженьица ценила очень высоко — в ее зазеркальном мире они становились именами, позволяющими демонам путешествовать среди отражений. Именно приду­мыванием новых имен я расплачивалась за информацию, щедро поставляемую моей подругой. «Я ем змея, — подумала я по-рутенски. — Мёд ждём. А собака боса». Фонарь ярко вспыхнул, я поднялась на четвереньки и раздвинула лозы ди­кого винограда, пытаясь рассмотреть, что происходит во дво­ре. И тут мне чуть было не наступили на голову тяжелым ко­ваным сапогом. Ёжкин… Я замерла в неудобной позе. Давеш­ний мой знакомый, капитан ди Сааведра, со сноровкой ухо­дящего от смерти таракана, сбегал по лестнице.