Два уха и хвост | страница 81



; вас ждет охренительный сюрприз, парни!

— Объясни немного!

— Не теряйте моего времени, я вам представлю всю программу с демонстрацией слайдов. Матиас сейчас по дороге в контору. Потому как надо, чтобы кто-нибудь оставался на хозяйстве.

Он вешает трубку.

* * *

Несмотря на чрезвычайно плотное в это время движение, мы тратим не более четверти часа, чтобы добраться до Брюхатого Папаши. Здание, в котором он располагается, сильно обветшало, и я представляю, как где-то при мысли о нем начинают болеть зубы у агента по недвижимости. Ресторан выглядит очагом заражения, из которого разруха расползается по всему дому. Подмалеванный фасад давно забыл, в какой цвет его красили. Желтоватые шторы с прорехами стыдливо скрывают от взгляда снаружи маленький зал в большом запустении. Пять столиков, которые можно определить только как колченогие, крыты бумажными скатертями, давно отслужившими свою самую последнюю службу. Жалкие баночки для горчицы напоминают задний проход обитателей дома престарелых. Зеленоватое раздаточное окошко, разинув рот, открывает вид в глубины зловонной пещеры с застоявшимися запахами. Разит оттуда старой капустой, которую не удалось распределить, сосисками, забытыми в застывшей от жира сковородке, ржавой селедкой и особенно картофелем, жаренным на масле, исправно служащем с самого дня открытия (еще на дверной табличке указано: Заведение основано в 1932 году).

Толстый восседает за одним из столиков перед бутылкой красного вина фиолетового цвета, сорт греческого божоле, которое, видимо, закончит свой путь в Орлеане[23].

Посреди зала какая-то пара, убеленная сединами, жирная, разваливающаяся, оплывающая, закутанная в бабушкино вязанье, плачет как из ведра.

Странная сцена, если по правде. Берюрье обращен к ним лицом. Он дует свой нектар не говоря ни слова, глаза навыкате, полужелтушные, полурастроганные, но в центральной части, там, где зрачок, совершенно неумолимые.

Он встречает нас кивком головы.

— Присаживайтесь, ребята, я угощаю.

Мы молча занимаем места, Пино, Люретт и я.

— А король нахлыста? — беспокоится Неспешный.

— Мы только что оформили развод, — объясняю. — Он почел мои методы отстойными.

— Тем лучше, — произносит поминальную речь Толстый. — Не терплю тех, кто воняет.

Последнее соображение наводит его на мысль ненавязчиво испортить воздух. Он проделывает это с осторожностью, перенеся вес тела на одну ягодицу, и замерев с прикрытыми глазами, как Мария Каллас, приготовившаяся перейти в самый верхний регистр. Ну вот, все происходит как по маслу. Довольный своим достижением, никогда ранее не удававшимся, Берю объясняет: