Киврин заново обошла поляну, выискивая хворост. Дануорти настоял, чтобы она научилась разводить костер без трута и кремня. «Гилкрист хочет, чтобы вы бродили по Средневековью в разгар зимы, не умея даже костер развести?» — возмущался он, и Киврин в оправдание сказала, что ей ведь, по вероятностным подсчетам, не придется проводить много времени на открытом воздухе. Но все-таки могли бы учесть, как тут холодно.
От мерзлых веток леденели руки, каждый наклон отдавался головной болью. В конце концов она перестала нагибаться, просто шарила по земле, не опуская голову. Помогло, но не слишком. Может, это все от холода — и раскалывающаяся голова, и бессилие? Надо поскорее разжечь костер.
Хворост был сырым и заледеневшим. Не загорится. И листья тоже сырые, прелые, на растопку не пойдут. Нужен сухой трут и острая палка. Сложив охапку хвороста у корней дерева и стараясь не качать головой, Киврин пошла назад к повозке.
На раскуроченной стороне повозки нашлось несколько подходящих щепок. Киврин посадила две занозы, пока их отламывала, зато разжилась сухой растопкой — хоть и холодной. Углядев прямо над колесом большой заостренный обломок, Киврин нагнулась к нему — и чуть не упала от накатившего головокружения и тошноты.
— Давай-ка ты лучше ложись, — велела она самой себе вслух.
Держась за борт повозки, Киврин осела на землю.
— Доктор Аренс, — прерывающимся голосом сказала она, — пора бы что-то изобрести против симптомов перескока. Это тихий ужас.
Надо чуть-чуть отлежаться, тогда, может быть, головокружение пройдет и получится разжечь костер. Но для этого нужно нагибаться, а у нее при одной мысли тошнота к горлу подкатывает.
Натянув на голову капюшон, Киврин закрыла глаза. Боль тут же усилилась, словно била теперь в одну точку. Что-то не так. Не может это быть реакцией на перемещение во времени. Симптомы предполагались незначительные, затухающие в течение пары часов, а не усиливающиеся. Легкая головная боль, небольшая слабость. Доктор Аренс ничего не говорила о тошноте и о сотрясающем все тело ознобе.
Ужасно холодно. Она завернулась в плащ, как в одеяло, но от этого стало почему-то еще холоднее. Зубы застучали, как тогда, на холме, а плечи затрясло крупной дрожью.
«Я умру от холода. Но сделать ничего не могу. Не могу встать и развести костер. Не могу, слишком холодно. Жаль, что вы ошиблись насчет современников, мистер Дануорти… — Даже от этих коротких мыслей ее мутило. — Как бы славно было сейчас оказаться на костре!»
