Вы когда‑нибудь пробовали выгнуть руки назад и что‑нибудь там сделать? Нет, не получится? Так вот мой вам совет. Прыгните с поврежденным парашютом и у вас все получится, поверьте моему опыту. Изогнувшись, я ухватил за парашют и стал его дергать. Резко дергать. С треском парашют полностью раскрылся на высоте примерно метров сто от земли.
Сапог с и так поврежденным в кустах голенищем, от рывка практически слетел с моей ноги, но я успел растопырить пальцы, из‑за чего он повис бултыхаясь, готовый вот‑вот слететь.
«Не удержу!» – понял я чувствуя как слабеют пальцы, и начинает сводить ногу от напряжения. Тут поток воздуха от земли немного приподнял меня и тряхнул, от чего сапог слетел и под мой возмущенный крик, с пятидесяти метров полетел вниз.
– Твою мать, Гаврюшов, это шо такое я вам ешо сказал? Шоб вы эту хрень перенесли туда, а не сюда. А вы шо сделали? – дыша перегаром орал старшина.
Старшину Данилюка в госпитале не любили, более мелочного куркуля встретить было просто невозможно. Как он попал на должность завхоза, тайна за семью печатями, но даже главврачу что либо получить от него, доставало немало проблем.
– На меня смотреть!! – опять заорал он, когда один из бойцов хотел посмотреть на воздушный бой что шел над городом.
Пять бойцов угрюмо насупились, старшину тихо ненавидели все бойцы охранного взвода, и то что они попали под его командование на время разгрузки привезенного материала, не доставляло им удовольствия.
В дворике госпиталя, где у склада с открытым бортом стояла полуторка, из которой почти все выгрузили, бойцы слушали разглагольствования старшины, как внезапно услышали близкий возмущенный вопль:
– Сапо‑ог! Сапо‑о‑о‑ог!!!
Бойцы в недоумении закрутили головами, как послышался звук удара и последующего за ним падения. Повернувшись к старшине, они увидели занимательную картину. На утрамбованной земле, лежал, раскинув руки и ноги старшина, а рядом с ним командирский сапог.
– Твою ж мать, – снова послышалось где‑то рядом. Один из бойцов поднял голову и увидел парашютиста спускающегося на них. В нем привлекало то, что к ноге был привязан большой желтый портфель, развивающаяся портянка, и пятнисто‑красный парашют.
– Мне пожалуйста сто грамм водочки и огурчик, и усе… – послышалось от старшины, после чего последовал громкий храп.
– Живой, гад, – сплюнул один из бойцов, конопатый красноармеец Федюнин.
Меня приподняло над большим трехэтажным зданием, в котором я без труда узнал госпиталь, и опустило на пристройку, крытую железом. Железо гулко встретило мое приземление, не успел я облегченно выругаться, как опустившийся было парашют, внезапно наполнился воздухом, и резкий порыв ветра потащил меня по пристройке.
