На улице кто-то протопал по дождю, поторапливая его.
Путаясь в сомнениях, он стал искать у тети Вари грудь, обязательно левую. Но разволновался. И ударил наобум.
Его рука, воткнувшись во что-то нежное, отпрыгнула назад и, на секунду зависнув в воздухе, упала. Тетя Варя как-то по-девчачьи ойкнула и затихла. Он испугался, посмотрел ей в глаза. Они, огромные, синие, застыли в удивлении и страхе. Нижняя губа ее мелко вздрагивала.
Славка сморщился, пытаясь вспомнить что-то спасительное из спора друзей, но тети Варины глаза сбивали его с мыслей. Она несколько минут боролась с болью, потом молча шагнула назад и прикрыла рукой дочь, стоявшую за спиной.
Этот жест перепуганной сторожихи, ужас в глазах ее еще больше озадачили драчуна. Не решаясь сдвинуться с места, он стоял перед ними и ждал, когда же она опустит руку, когда начнет ругать его, когда поведет к мамке, а хоть даже и в милицию. Но тетя Варя руки не опустила, а лишь моргнула большими глазами, переведя дух. Дочь ее, не зная, что между ними произошло, удивленно смотрела на маму: мол, чего ты? Но мама молчала.
И Славка медленно пошел со склада, со стройки.
Грязная осень разбрасывала мелкий дождик по жирной земле. Друзья гудели у Кольки в подъезде. Но он туда не пошел. Ему хотелось домой, к маме.
Дома были вкусные пироги. Он жадно ел их, запивая чаем, и ждал тетю Варю. Ждал и надеялся, что она придет.
Но тетя Варя не пришла.
Не пришла она ни вечером, ни через неделю, ни через месяц. Уже зима гуляла по поселку, а ее все не было и не было. Славка боялся рассказывать маме про свой удар, про тети Варины глаза, про страх в них. Больше рассказывать о делах своих было некому, и он старался не встречать на пути своем тетю Варю и ее дочь – круглую отличницу.
Через год, получив где-то однокомнатную квартиру, тетя Варя переехала с Жилпоселка, и одной заботой у него стало меньше.
Белое танго на белой реке
Пришли холодные майские дни, шумные. Шумели листья на деревьях и белые платья вишен и яблонь, шумел над рекой ветер, будто воду всю выпить хотел Рожайкину, горлопанили люди – глотки не жалели. Тихо вели себя лишь трава коротконогая да одуванчики – майские веснушки, расплодившиеся в полях и оврагах, на свалках и у амбаров, возле старого комбайна и на уставших стенах церкви.
Невеста сидела в белом и была вся в веснушках. Много веснушек, майская невеста. Первая Славкина невеста, он первый раз на свадьбу попал и так близко, как учительницу в классе, видел невесту. Ничего себе, настоящая. То сидит-молчит, как одуванчик, глаза боится поднять сильно голубые, то как схватит жениха в охапку и ну его мять под громоподобное «Горько!»
