— Резонно, — успокоился аббат. — И когда вы желаете посмотреть?
Звон колокола прервал их разговор, возвещая о начале службы.
— Давайте сделаем это после Вечерни, — предложил викарий.
— Во время ужина? — удивился аббат Симон.
— Именно, это избавит нас от свидетелей и неизбежных в таком случае разговоров? Поэтому лучше осмотреть келью усопшего пока братия вкушает пищу в рефектарии.
Аббату ничего не оставалось как согласиться.
Матье де Нель почувствовал удовлетворение, войдя в келью покойного брата Жана: ее еще не успели убрать, поэтому все вещи нетронутыми лежали на своих местах.
— Не всем обителям так повезло, как вашей, господин аббат. В некоторых монахи до сих пор спят в общем дормитории 22, хотя признаю, таких осталось совсем немного, — сказал викарий, цепко окидывая небольшое пространство.
Нехитрое убранство кельи состояло из маленького стола у окна, табурета, ларя и кровати, над которой висело распятие. Внимание викария сосредоточилось на кровати, покрытой грубым коричневым одеялом.
— Ну, в нашем аббатстве тоже когда-то был общий дормиторий. К счастью, один из моих предшественников выпросил разрешение у епископа сделать отдельные кельи, — пустился в объяснения аббат Симон. читаю, правильно сделал. Правда, потребовалась основательная перестройка братского корпуса, но усилия и затраты того стоили: с тех пор монахи стали меньше друг на друга жаловаться.
— А вот льняные простыни епископ тоже разрешил иметь? — спросил викарий, приподнимая край одеяла.
На лбу отца-настоятеля выступила испарина.
— Видите ли, у меня столько дел, что не всегда есть время проводить инспекции в братских кельях.
— Охотно верю, иначе вы бы обязательно обнаружили вот это, — викарий аккуратно потянул за толстую нить, свисавшую до пола.
Тюфяк в ногах кровати легко распоролся. Матье де Нель запустил руку в его соломенные недра, извлёк оттуда промасленный тряпичный свёрток, осторожно развернул его и понюхал.
— О, да тут отличный кус мяса! Если не ошибаюсь, это баранья нога, совсем свежая и почти нетронутая. Посмотрите!
Аббат придвинулся ближе, чтобы рассмотреть находку.
— Да, вы, кажется, правы. Не понимаю, однако, как вы узнали.
— Это всё мой нос, — ответил викарий, но, заметив недоумение аббата, пояснил: — Видите ли, у меня необыкновенно чувствительный нос. Однажды в Лионе мне встретился итальянский купец, привозящий с Востока масла и духи для дам. Так вот, он самым серьёзным образом уговаривал меня вступить с ним в долю. У меня, уверял он, очень редкое обоняние, позволяющее улавливать самые тонкие и едва различимые запахи.
