Никогда еще я не видывал дядю Силаса таким резким и гневным. Он крикнул: «Разве я сторож его брату?..», но тотчас осекся, как будто пожалев о том, что вырвалось у него, и сказал уже мягко:
— Не повторяй этих слов, Билли; ты меня озадачил вопросом, а я теперь такой раздражительный стал, мне нездоровится эти дни и я часто не владею собой! Скажи просто, что его здесь нет.
Когда негр ушел, он встал и принялся расхаживать взад и вперед по комнате, бормоча что-то про себя и запуская руки себе в волосы. Право, грустно было смотреть на него! Тетя Салли шепнула нам, что не надо обращать внимания на то, что он делает, потому что это его смущает. Она говорила, что он теперь все задумывается, именно с тех пор, как начались эти неприятности, и что он даже мало сознает что-нибудь, когда эти думы на него наседают. Он теперь чаще прежнего ходит во сне, блуждает по всему дому, иногда даже и выйдет с крыльца, и это все во сне. Если бы нам случилось увидеть его в такое время, мы должны были не окликать его и оставить в покое. Она думала, что вреда ему это не приносит, даже пользу делает, может быть. Бенни была лучшим утешением для него в это последнее время; она как будто знала, когда надо его уговаривать и когда оставить в покое.
Он все ходил взад и вперед, бормоча что-то про себя, и стал уже заметно наконец уставать. Тогда Бенни подошла к старику, приластилась к нему сбоку, обвила его одной рукой вокруг пояса, а другою взяла его за руку и стала ходить вместе с ним. Он улыбнулся ей, нагнулся и поцеловал ее; мало-помалу с лица его исчезло грустное выражение, и Бенни могла уговорить его пойти к себе. В их взаимном обращении было столько ласки, что было приятно смотреть на них.
Тетя Салли хлопотала, укладывая детей спать; все в доме стихло и стало так тоскливо, что мы с Томом решили пройтись при свете луны. Дорогою мы заглянули на огород, сорвали там арбуз и принялись за него, продолжая беседовать. Том говорил, что, по его убеждению, во всех ссорах мог быть виноват только Юпитер и что он, Том, постарается быть свидетелем такой сцены и, если дело обстоит так, как он думает, то он постарается заставить дядю Силаса прогнать этого дурака.
Мы просидели так, покуривая, грызя арбуз и толкуя, часа два, может быть; было довольно поздно, и когда мы воротились домой, там было совсем темно и тихо: все спали.
Том всегда замечал решительно все; он заметил и теперь, что старого зеленого фризового сюртука дяди Силаса и было на стене; между тем, по его словам, он висел тут по нашем уходе. Это показалось нам странным, но мы спешили к себе, чтобы лечь.
