Шеннон держал путь в Саорехас, намереваясь утром перебраться на другой берег Тахо и направиться в Молину.
После тесного Приего и маленьких селений Гуадиелы Вильянуэва-де-Аларкон ее большие дома с балконами, весь этот равнинный край вызывали у него странное чувство, будто он сбился с пути. Но по мере того как он продвигался по бесконечно прямой дороге, натиск горного массива ощущался сильнее, чем среди глубоких расщелин и сведенных судорогой утесов. Плоскогорье безо всяких усилий поднималось каменной глыбой, напоминая до предела натянутую кожу барабана. Даже хвойные деревья и кусты можжевельника редели здесь, давая простор земле, жаждущей высоты. В вышине, гонимые неведомой силой, сталкивались громады пепельных туч. И между этим плоскогорьем и хмурым, зимним небом, словно между пластинами космического конденсатора, неутомимо двигался вперед путник.
Он все еще шагал краем поля, несомненно служившего в войну посадочной площадкой, когда вдалеке заметил маленькую неподвижную группку, вырисовывающуюся на горизонте. Однако она не завладела его вниманием. С тех пор как месяц назад, покинув Италию, он пустился в отчаянное путешествие, желая скрыться от того, что его окружало, он оставался ко всему равнодушным. После окончания войны, когда начались попойки по случаю перемирия, он вдруг увидел в истинном свете то, причастным к чему его сделали: искалеченных детей, лишенных крова женщин, убийц в мундирах, гордых своими бомбами.
С тех пор он шел, ничего не замечая вокруг, словно кукла, движущаяся вниз по наклонной плоскости. Но мужчина с окровавленной повязкой на ноге, лежавший в почти безжизненной позе, заросший щетиной, с перекошенным от боли лицом, заставил его остановиться. А может быть, он остановился потому, что у него возникло странное ощущение, будто эта неподвижная группа вдруг ожила. Он подошел и спросил, что случилось, еще но думая о том, что как-то сможет облегчить человеческое страдание.
Ему не ответили. Ни лежавший мужчина, ни сидевшая подле него женщина, закутанная в темный плед. Шеннон повторил вопрос.
— Бревно, — простонал мужчина. — Бревном ударило!
Шеннон отбросил в сторону свой дорожный посох, скинул на землю вещевой мешок и опустился перед мужчиной на колени. Женщина нагнулась еще ниже. «Но хочет, чтобы я ее видел», — решил Шеннон, закатывая на ноге мужчины штанину в узенькую полоску, так не вязавшуюся со студеной порой, и оголяя рапу. Бревно ударило не сверху, а сбоку, сделал вывод Шеннон, осматривая раздробленную щиколотку. Раненый отвел взгляд от распухшей, бесформенной, посипевшей ноги.
