— Спасибо. Всего доброго, — попрощался я с несговорчивым кальвинцем и, подойдя к нему, достал из кармана пластиковую карточку. Затем аккуратно, тоненьким лучом лазерного резака, отрезал ему палец, невзирая на ор и мат. И, уже в последнюю очередь, вырезал бедняге глаз, добив его таким вот не шибко гуманным способом. А что делать? Стреляя в голову, оказывая последнее милосердие, можно этот самый глаз привести в негодность.
Поместив палец и глаз в герметичный вакуумный сосуд, найденный на кухне, я с этим сосудом и обоими бластерами вышел из дома и направился к последнему, оставшемуся на ходу, флаеру. Поднять его в воздух должно быть проще простого, для человека, водившего космические корабли.
* * *
Если в воздухе всего пара процентов кислорода, зато до фига запаха пота, с которым не справляются кондиционеры, если вокруг слышится пыхтение от натуги, если это пыхтение перемежается с металлическим лязгом — значит, вы в спортзале. Если же, при этом, судя по часам, уже вечер, когда от праведных трудов отходят даже безнадежные трудоголики, а вы отнюдь не поздно сюда пришли — значит, вы фанатик, не менее безнадежный, чем вышеуказанные трудоголики. Если точнее, у вас есть навязчивая идея. Стать чемпионом, к примеру. Или…
Моя навязчивая идея привязалась ко мне еще до школы и не спешила отвязываться. Атрибуты ее — красивая форма, пульт космического корабля, тропинки далеких планет, уважение и почет. Цена же — хорошая учеба и такая же физическая подготовка. Без этого всего в Академию Космических Полетов не возьмут.
В плане учебы скажу — уроки назавтра были сделаны давно. В дневнике у меня преобладают пятерки. И пятерки же по всем предметам светят мне в этом полугодии. Как и во многих предыдущих. Что касается физической подготовки — я проводил в этом зале каждый день часа по три. И, как раз собирался перейти с беговой дорожки на занятия со штангой. Однако…
Коммуникатор, покоившийся неподалеку от меня на специальной подставке в стене, ожил.
— Прием! — сказал я ключевое слово, и, над коммуникатором возникло голографическое изображение лица Лысого, моего одноклассника.
— Здорово, Макс! — с энтузиазмом человека, узнавшего о доставшемся ему богатом наследстве, воскликнул он. Таким я его со школы и запомнил — весельчак и балагур, ни капли не комплексующий из-за отсутствия от рождения, растительности.
— Привет, Лысый, — в моем голосе энтузиазма было на пару порядков меньше. Не люблю, когда я занят, а кто-то беспокоит.
