Потому что обозреть свою жизнь — сформулируем так — человеку дозволено лишь по прошествии известного времени.
Чему и споспешествует старость, даже самое начало ее.
Неотъемлемый спутник старости — это, как мы видим, своеобычное раздвоение. Сия безобидная шизофрения — первый доброкачественный симптом вызревания мудрости. И впрямь, кого мы считаем мудрым?
Того, кто способен видеть объективно. В том числе и самого себя, глазами стороннего человека.
Того, кто отделяет грех от совершившего его.
И даже больше: добродетель от ее носителя.
Да, именно так: объективная оценка и — к чему говорить обиняками? — собственные мои грехи помогли мне отделить самого себя от многого в себе.
О нет, отнюдь не замалчивание своих грехов! Напротив, полное их признание.
Вот где подлинно высокий юмор.
Да, похоже, что тут я валяю дурака, вышучивая самого себя. Для увеселения собственной сиятельной персоны.
Под стать цирковому клоуну.
Нет, здесь мое дело — сторона; это смерть банальна, она и шуток требует таких же заурядных.
Утонченной шутке я преданный слуга, даже когда нахожусь в подавленном настроении. Но от пошлого гаерства уныло отворачиваюсь, будь я в самом добром расположении духа. Следовательно, прежде всего нам необходимо навести порядок среди самых отличных друг от друга по стилю и по духу несуразностей, связанных с надвигающейся старостью.
Юные — и относительно молодые — самой несуразною в поведении стариков считают ту их особенность, что престарелые люди, зная о немногих, скупо отмеренных им летах, тем не менее не ропщут и не помышляют о самоубийстве, а напротив: выписывают газеты, покупают новую одежду, писчую бумагу, задумывают романы — и сочиняют их. И это на пороге смерти! Свойственная молодости оценка старших как людей несколько «тронутых» остро ощущалась мною еще в сорокалетием возрасте, хотя помню время, когда я и на сорокалетних тоже смотрел как на обреченных в камере смертников. Это мое воззрение сохранилось и поныне, четверть века спустя после того, как самому мне минуло сорок лет. Положение стариков тем безотраднее, чем преклоннее их лета. Установленный факт касается и меня самого; я, однако, и сейчас не могу оценить ситуацию иначе, нежели оценивал ее смолоду, в момент зарождения теории о «тронутых престарелых»; столь явное противоречие непроизвольно вызывает у меня улыбку. Мнится, что здесь я улавливаю юмор более тонкого свойства.
Приведу цитаты:
«Я сделала для себя открытие: отрадна мысль, что за тобою такое долгое прошлое», — Симона де Бовуар.
