Литературная Газета, 6478 (№ 36/2014) | страница 33



а круг Земной.

Не лукавь,

предвидя года обиды,

гнев и боль.

Рухнули твои пирамиды? –

Бог с тобой.

Не лукавь,

не предчувствовал ты исхода,

не винись ни в чём,

торжество отторженья – 

людская природа.

Полумесяц и крест над плечом.

Всё, что ты  создать возмечтал, –

неправда.

Блуден разум твой.

До сих пор в крови течёт Непрядва,

Бог с тобой!

Вся твоя надежда – сроднить народы,

вот и получай результат:

пересохли реки,

северные воды вспять не хотят.

Вся твоя услада – дыра в озоне.

Не юродствуй: не повезло! –

на луга,

где бродят женщины и кони,

исторгается звёздное зло,

люди языка своего не находят,

бурлит 

Эпоха исхода:

народы уходят –

чтоб не встречаться вновь.

Не лукавь,

ты не знал, что ринутся всадники

на спящие города,

что споткнутся души,

ослепнут странники,

изгнанные в никуда.

Не лукавь,

ты знал: не придёт Мессия

под привычный кров.

Что страшнее, когда отвернулась Россия

от своих сынов!

Кого же нам винить, принявшего муки

за всех?

Крикну: я родился в азийском круге! –

безразлично шумит орех.

Вдоволь не сумели с огнём наиграться,

натешиться не смогли –

снова наступает пора миграций.

А завтра –

с земли?..

Души наши, покинув тела, воспаряют

до облаков?

Не лукавь:

да как они только взлетают –

на каждой столько грехов!

Ты, свой чуждый край называвший

милым,

ты, возлюбивший чуждый язык,

понял или нет, что тебе по силам

расставанья миг?

Всё  здесь ждёт в недобром своём веселье –

час и год,

небо, обвивающее ущелья, –

когда же начнётся исход.

Не сыскать тебе  тропы к водопою –

не видать ни зги.

Не лукавь хоть однажды с самим собою,

хоть однажды не лги.

Не лукавь –

сама судьба ответит,

компас вырвет из рук.

И ухода твоего не заметит

азийский круг.


ПРЖЕВАЛЬСКИЙ

Солёная чаша полна тенгрианскою синью:

приляг на попону над каменно-злобным карнизом –

с высот Арашана стекает пропахший полынью

немолкнущий ветер, учебник зовёт его – бризом.

Тяжёлые птицы неведомой хищной породы

на стенах мазара торчат, как столетья покоя.

И жирные песни творят под шатрами рапсоды,

и старая нота пронзает истёртой тоскою.

Тяжёлое небо прогнулось над горной долиной –

вот, кажется, звёзды, как мелочь для нищего, бросит:

пока собирались мы к веку явиться с повинной,

кочёвка пришла – и настала пустынная осень.

Усталые кони остатки травы подбирают.

С котомкой кашгарский шиит – будто оптинский инок.

В потёмках безмолвно на мир незнакомый взирают,